— Нет. А отомстить?
— Отомстим, ты не сомневайся. Такое сносить воином безропотно — Перун отвернется. Но коли не хочешь ты под мою руку идти, то знать тебе когда мы мстить пойдем не обязательно. Ну бывай, — князь окончательно потерял интерес к больному и вышел из комнаты.
А у Ярослава появилась новая тема для размышления: что именно почуял волхв из творимого в тот вечер? И откуда он так точно знал, что Ярослав не захочет стать воином княжеской дружины?
На десятый день Ярослав смог самостоятельно встать, доковылять до отхожего места и обратно. Это потребовало всех его сил, но уже через пару дней он смог более-менее спокойно гулять по деревне (переходами, держась за забор, от стены одного дома к стене соседнего). И то, что он увидел ему очень сильно не понравилось.
Деревня так и не была толком разграблена — немцы только постаскивали все нажитое добро в одну кучу и лишь немногое поломали. Дома не сгорели, зерно и другие продукты остались целыми, так что зимовка и весенние посадки пройдут без проблем. Да и князь обещал по такому делу простить тягло на три года вперед, так что материальные ценности, говоря современным языком, были в полном порядке, но вот люди… Редко в каком фильме покажут то, что увидел Ярослав. Обычно там герой-спаситель успевает убраться с места подвига до того, как начнется это. То, что после. То, что не намного лучше битвы и смерти. Да, разбили врагов, да спасли жизни, да малой кровью, это все хорошо, но как описать, например, убивающуюся на могиле женщину? Еще нестарую, но уже совсем седую — в небольших могилках лежат кости всех ее мужчин: мужа и троих сыновей… Или молоденькая девушка с равной царапиной на лице, которая бездумно сидит перед воротами и перебирает камешки — в ту ночь над бывшей первой красавицей деревни надругалось подряд сразу несколько немецких «ополченцев». Как это все можно объяснить? Как простить? Океаны боли…
Дикая злоба ударила Ярослава изнутри, он оперся на стену дома и стиснул руки в кулаки. Хотелось броситься вперед, найти тех кто это сделал, и убить. Страшно. Ужасно! Чудовищно! Чтобы все содрогнулись. Чтобы даже на том свете, если он есть, они с ужасом вспоминали о своей смерти.
«— Но они уже мертвы…
— Ничего, у них остались еще отцы, дети, жены! Друзья! Родственники! Пусть они ответят за то, что сотворили эти…!
— Но тогда ты станешь таким же как они!
— Глупости! А даже если и стану, то это копеечная плата за то, чтобы такого больше не было. Коли не могут жить добрыми соседями, то пусть их совсем не будет! Вовсе!!!
— Но ведь это не по закону… Да и что тебе самому мараться? Оставь. Бог им судья…
— Оставь?! Прости это?! Бог судья?! Может ты и прав… Но что ж, если им судья Бог то тогда я буду им палачом!!! Эй! Ты! Тварь черная! Что ты там можешь мне…»
— Охолохни, Ярослав! — тяжелая рука опустилась ему на плечо и сильно сжала его.
Чьи-то пальцы легли на болевую точку и сильно сдавили нее. Но как не странно боль не отрезвила, а наоборот явилась усилителем его ярости. Он резко сбросил чужую руку развернулся к неизвестному собираясь разорвать его на куски, но тут ему на голову вылилось ведро ледяной воды.
Ярость мгновенно ушла, оставив после себя опустошенность. Ярослав покачнулся и сполз по стене прямо в натекшую с него лужу. Владислав внимательно посмотрел на его лицо и поставил полное ведро рядом с пустым.
— Опамятовал? Вот и добре.
— Да пошел ты… — прошипел Ярослав.
— Пойду. Да вот только с тебя глаз спускать нельзя. Что ты сейчас чуть не натворил?
— А что? Спустить это? Они пить-есть будут? Спать? А эти люди, все они, женщины, мужчины дети, мертвые, живые они как? — рычал Ярослав.
— Женщина оправиться. Коли сразу же в огонь не бросилась за своими, раз силы нашла в себе, то все будет… И муж, и дети еще…
— А…
— И девушка придет в себя. К волхвам ее отправим, опоят ее. Забудет она все.
— И кому она теперь нужна будет? Такая опоенная? Да еще изнасилованная?! — забыв про свою слабость вскочил на ноги Ярослав.
Волхв отшатнулся. Но отшатнулся не от испуга, точнее не от испуга за совою жизнь, а от испуга за Ярослава. Это пополам с удивлением так ясно читалось по его лицу, что парень даже опешил.
— Боги наши, прародители. Да откуда ты явился? Из каких дикарских мест пришел, коли самого простого не разумеешь?
— Что? Что я не так сказал? Ведь это позор… — напрягся Ярослав.
— В чем позор для нее? В том, что она не смогла справиться со многими ворогами? Так это не ее позор — а позор мужчин ее рода, деревни, князя наконец, что не защитил! — вспыхнул Владислав. — Отколь же ты пришел, где такие жестокие законы?
— Не важно. Но ты не ответил на вопрос, что будет дальше.
— А дальше князь соберет дружину свою, кликнет охотников из деревни нашей и соседних, и сходят они «погостить», хотя скорее, — зло усмехнулся волхв, и по этому прорвавшемуся оскалу Ярослав понял, что тому также плохо, просто он лучше себя сдерживает. — Скорее «погостить».
— Я тоже пойду.
— Нет. Не пойдешь.
— Почему?
— А то ты не знаешь?
— В смысле?
— Ты этак сейчас чуть не сломался, а что будет в бою? И то, что ты не пошел в дружину князя, как я ему и сказал еще до того, как вы свиделись, правду говорит.
— Ты про что?
— Я же все же волхв. И я вижу, что ты запер в себе.
— Что???
— Немного. Я же все же не избранник Даждьбога. Но тень того зла, что ты хранишь в себе, я вижу.
— И что? — напрягся Ярослав.
— Не след на бранном поле быть тебе теперь. Ты и так сильно рисковал…