— Вот! Добре. Ну, откушай еще.
Ярослав находит в себе силы и распахивает глаза. От неожиданности дед отшатывается и от сотрясения часть содержимого плошки выплескивается Ярославу прямо на нижнюю часть лица.
— Вкусный супчик. Был. — «Неужели это мой голос? Такой слабый?»
— Да как был! И есть. Много его! Откушай только.
— Помоги подняться.
— Да как же, еще же слаб совсем.
— Помоги подняться.
Что-то вскочило, быстро мелькнуло и хлопнуло дверью. В комнате кроме старика и Ярослава был еще маленький ребенок, который, видимо, был на посылках. Длинная и трудная дорога — путь от кровати до порога дома заняла по субъективным ощущениям половину вечности, а по часам, если бы они тут были, минут пять: после каждого шага — «передых». Наконец Ярослав вышел во двор, собираясь умыться и немного погреться на солнце, и обомлел.
Здесь, на тесном дворе, собралась наверное вся деревня. Многие люди были перевязаны, многие — с заплаканными глазами и стиснутыми в кулаки руками. Как и на предыдущем разбирательстве впереди стоял староста. Он и начал речь.
— Благодарим тебя, воин, за добро тобой сделанное. Кабы не ты, не свидели мы детишек да жен своих живыми. Коли что потребуется — скажи и сполним в раз. А пока, прими наш поклон. — И все кто стояли во дворе: и здоровые мужики и совсем маленькие дети низко, в пояс, поклонились Ярославу.
Почувствовав, как отчего-то стало тесно в груди, а в глазах стало мутно, Ярослав также глубоко поклонился деревенским. Внезапно земля рванулась тому навстречу и он опять потерял сознание. Как его тащили обратно в дом и укладывали на постель, он уже не почувствовал.
Первые десять дней Ярослав вел образ жизни новорожденного, то есть только ел и спал, ел и спал, ел и спал. Неизвестно, откуда он черпал силу для того действа, но то напряжение сильно отразилось на нем. Немного придя в себя Ярослав поразился виду своего тела. Такое раньше он видел только на старых фотографиях с войны, где освобождали узников концлагеря. Пальцы стали похожи на когти хищной птицы, руки высохли, что свободно ходила кожа, живот впал чуть дли не до позвоночника, ребра торчали как стиральная доска. «Хорошо, у них зеркал нет. На лицо взглянуть наверное страшно».
То, на сколько он похудел во время своих скитаний, по сравнению с теперешним ужасом казалось просто детской шуткой. Не мудрено, что с такой потерей массы Ярослав свалился сразу же за дверью. Скорее, следовало бы удивиться тому, как он столько прошел.
Деревенские своему спасителю не надоедали. Может, из-за чувства такта, может из-за того, что проблем сейчас у них море и им было не до вынужденного гостя. Тем более, что деться последнему было некуда, а уж за зиму можно познакомиться. С другой стороны, деревенские полностью отдавали себе отчет в том, кому они и чем обязаны, так что совсем потерянным Ярослав себя тоже не чувствовал — все время около него кто-то, обычно ребенок, сидел.
Так как заняться было нечем, телевизора и компьютера, да что там — даже простенькой книжки и той не было, Ярослав много размышлял. Вопрос «деться не куда» в этих размышлениях у него стоял на первой и главной позиции. Одним из возможных ответов на этот вопрос стало появление в деревне на восьмой день местного князя со своей дружиной.
Спокойная обстановка, много еды и сна быстро делали свое дело. Ярослав восстанавливал потерянный вес, а местные жители относились к нему вежливо и уважительно. Поэтому когда дверь в комнату, где обитал раненный, резко распахнулась и внутрь без слов ворвался вооруженный и одетый в кольчужный доспех воин, Ярослав напрягся. Все его былые страхи сразу же проснулись. Но ненадолго. Пришедший несколько мгновений сурово рассматривал лежащего на кровати, а после этого широко, как на рекламах, улыбнулся.
— Ну здравствуй, воин. Благодарствую тебя, за жен и детишек вызволенных, за ворогов побитых.
— Пожалста, — выдохнул успокоенный Ярослав.
— Я князь Веселин Богданович… — сделал паузу воин, а потом поняв, что раненный подзабыл правила приличия продолжил: — Как назвали родители тебя?
— Ярослав.
— Что ж, Ярослав, лежи, жизни набирайся. Я гляжу, судьба к тебе была не милостива, так вот, чтобы ты там не натворил ранее, я все тебе прощаю, за животы людей моих. — После этих слов князь сделал приглашающую паузу.
— Благодарю, — правильно догадался Ярослав.
— Добре. Живи спокойно, в деревне тебе отказу ни в чем не будет. Коли захочешь — могу к себе в дружину взять. Воин, который смог стольких ворогов перебить, желанный в моей дружине… — на этот пауза сопровождалась острым взглядом, который совершенно не вязался с образом веселого рубахи-парня, то есть князя. Служба в армии даже в этой, не сильно прельщала парня с некоторых пор, но Ярослав понял, что отвечать надо осторожно. Но как?
— Хрм… — прочистил он горло. — Лестное предложение князь, да только боюсь разочаровать тебя. Никакой я не великий воитель, а что до того вечера, так это боги мне помогли…
— Боги многим помогают, — все еще с вопросительной интонацией сказал князь.
— Прости княже, не воин я, — выдохнул Ярослав. Сказать часть правды показалось ему самым верным решением.
— Жаль. — князь слегка расстроился, но не обиженным, ни удивленным он не выглядел. — Вот и Владислав сказал, что не пойдешь. И откуда эти волхвы ведают?
— Князь, а что будет с этими?
— С немцами что ли? Да их давно уже жители побросали в болото, и живых и мертвых, ибо недостойны они погребения. Пусть помучаются их духи теперь… Ты что не знал?