В связи с таким резким увеличением населения в лагере резко проявила себя проблема продовольствия. Ведь восставшие не сеяли и не пахали, не обрабатывали деревья, не пасли стада, а ели только то, что можно было реквизировать с ромейских ферм. Следовало как можно раньше разбить противника и взять Рим, хотя бы ради того, чтобы уменьшить количество ртов. Но путь на Рим на удачных позициях блокировали три полных легиона, а по слухам к ним вскоре должны были присоединиться еще два.
Как всегда, не было счастья, да несчастье помогло. Вдохновленный восточным примером и желая забрать себе всю славу (и добычу, конечно же) Ренцо ди Чери отказался ждать новых легионов, с которыми с востока должен был прибыть Леонардо ди Медичи. Легионы под командованием легата покинули великолепные оборонительные позиции, которые легионеры при помощи местных жителей укрепляли в течение нескольких месяцев, и выступили навстречу восставшим. В произошедшей спустя десять дней битве, неудачное внезапное нападение не удалось, обе стороны потеряли в среднем по два легиона. Трактовать это можно как поражение нападавших, так как после этого ромеи отступили за стены Рима, а у восставших остались еще войска.
За такое бездарное командование Ренцо ди Чери был разжалован, лишен всех наград, поместий и сослан в далекую провинцию простым крестьянином. Куда не доехал, по дороге удавленный агентами Ордена. И еще легко отделался. Леонардо ди Медичи этим решением Цезаря был очень недоволен. «Попади он в мои руку, я бы его распял собственноручно!»
Несмотря на неудачу, ромеям удалось отыграть время. Когда почти четыре легиона, пополненные свежеосвобожденными рабами, приступили к осаде Рима, оборонявшихся там было чуть ли не больше, чем штурмующих: два свежих, только что прибывших легиона, один из оставшихся после битвы и еще приблизительно 10–15 тысяч римского ополчения, причем не обязательно ромеев. Никто не желал своему дому судьбы того же, к примеру, Лупуариса.
Между тем Леонардо ди Медичи изменил свои планы. Получив донесения о составе рабского войска и количестве обороняющихся в Городе, он отказался прибыть в Рим. «Теперь мое присутствие там не обязательно». Вместо этого четыре его легиона, подошли еще два легиона с востока, насквозь прошли отбитую у рабов Пецию, по дороге вешая и распиная мелкие группки бунтовщиков, мародеров и бандитов, и вторглись в Атикулы. Вот тут неприятная неожиданность подстерегала уже самого Любимчика. Уверившись в мощи своих легионов он храбро бросился на штурм обороняющихся в столице провинции рабов.
Алларик, вспомнил летописи из прочитанных в детстве свитков, рассказанные Руфусом истории, до этого воспринимавшиеся как выдумка, и кое-что додумав своей головой и все это претворил в жизнь. Из него получился бы великий полководец, получи он соответствующее образование. Правильно оценив соотношение сил и выучку своего легиона и легионов Леонардо, Алларик понял, что в классическом сражении победы им не одержать. Не выдержать им и правильной осады города, в которых ромейские армии великие мастаки. Поэтому он сделал следующее.
Он не стал встречать ромейские легионы «в поле». Он не стал укреплять город. Снаружи не стал укреплять… Зато внутри легионерам пришлось брать штурмом каждую улицу, каждый дом!
В городе идет совсем другой бой, чем в чистом поле. На тесных улочках, где невозможно держать сомкнутый боевой строй, где стреляют из каждой щели, и не только в лицо: в спину, сбоку, сверху и даже снизу! В тот ужасный день, который растянулся на трое суток, выжившие ромеи в полной мере познали кошмар полководцев и простых солдат будущих войн — городской бой.
Слабости гладиаторов обернулись их силой. Тот огромный обоз, в котором находились женщины и дети, теперь обернулся дополнительными тысячами бойцов. Не требуется много сил и долгих утомительных тренировок для того, чтобы нажать на спуск арбалета, выпустить почти в упор пулю из пращи, или просто кинуть в затылок проклятым ромеям крупный камень. Это может сделать и женщина, и ребенок и старик. А так как все восставшие были в курсе, что стало со сдавшимися в плен бойцами, женщинами, стариками и детьми легиона Габита, пощады не давали и в плен сами не сдавались.
В ход шли самые подлые приемы. Раненых ромеев добивали, свои же не покидали своего места до тех пор, пока не падали замертво. Все равно лечить их было некому. Имеющие легионерскую форму в суматохе боя выдавали себя за своих и, подходя к ничего не подозревающим ромеем, учиняли резню. Сколько было убито потом ромеями ромеев в вызванной этими провокациями неловкой усобице трудно посчитать. Женщины из бывших рабынь радостно бежали навстречу своим мнимым избавителям для того, чтобы вонзить ближайшим легионерам в незащищенные части тела измазанный грязью нож — так погибло много центурионов и опционов. Притворяющиеся мертвыми старики с измазанными грязью и кровью лицами стреляли в спины проходящим мимо легионерам из припрятанных самострелов или кидались с колом на перевес на щиты и гладии. Дети, которым не досталось оружия, поливали легионеров с крыш светильным маслом и забрасывали горящими факелами. Остервенение достигло невиданного накала.
Видя, как ворота этого проклятого Единым города без следа пожирают одну когорту за другой, отрыгивая немногочисленных раненных, а также наслушавшись историй полуобезумевших легионеров, вернувшихся из города, Леонардо издал чудовищный приказ. «Убивать всех!»
С этим приказом следующие когорты отправились в ненасытный город, и так же как прошлые были проглочены. Легионерам приходилось двигаться медленно, коля мечами и копьями перед собой всех подряд. И живых, и мертвых. И богатея в ободранной тоге, и оборванца в засаленных тряпках. Женщин… Детей… Стариков… Всех. А с учетом того, что нельзя было с ходу отличить мирного гражданина от подлого раба… Многие выжившие в той бойне легионеры вернулись в лагерь совершенно седыми.