Невозвращенцы - Страница 291

291

— Не волнуйся. Я никому не расскажу. Лишиться такой тайны — это расход многих полновесных талантов. Так вот, я желаю, чтобы ты передал гладиаторам сигнал на восстание. Чтобы они шли туда, в соседнюю провинцию.

— Но…

— Один талант! Серебра…

— Я не могу. Такое под силу только главному жрецу в…

— … Золота!

Пораженный жрец застыл. Да. Его подталкивали на преступление, его просто-напросто покупали, но за какую цену! Но все равно, Леонардо ди Медичи, мог бы гордиться своими подчиненными, даже такая сумма не смогла заставить жреца предать.

— Я сделаю все, что в моих силах, сенатор Афрода.

— Втс и отлишно, — продолжил свое извечное поглощение пищи Пробус, совместив это с легким движением — приказом жрецу удалиться.

В этот же день в столицу спешным курьером ушла паническая депеша жреца. А через пять дней, также быстро, голубиной почтой и гонцами, был получен шифрованный ответ: «Желание Пробуса удовлетворить, но восстание перенести в провинцию Атикулы, с непременным уничтожением всех членов семьи Афрода.»

И потянулись в провинцию Лупуарис рабы, готовые принять участие в бунте, сопровождаемые шлюхами, бандитами, отребьем полисов, а также скупщиками краденного, купцами и даже работорговцами. Шли они по одному, группами или целыми караванами, а вигилы, получившие приказ от Ордена «не трогать», могли только скрипеть зубами вслед.

Маховик восстания медленно набирал обороты.

Глава 51

Радость Руфуса от встречи с мнимыми соотечественниками вскоре была отодвинута в сторону огромным количеством проблем, которые стали накапливаться как снежный ком. Спасенных рабов надо было накормить, напоить, одеть, вооружить и натренировать. Сейчас, несмотря на то, что большинство спасенных в прошлом было воинами, о ведении каких либо боевых действий не могло идти и речи. А ведь многие рвались в бой, несмотря на серьезное истощение, а некоторые их в этом подзуживали. «Фритигерн плохо усвоил урок. На мое место он уже не претендует, но к погонам начальника, хоть какого, рвется все равно…»

«Конечно, приятно когда под твоей рукой не 25, а в десять раз больше бойцов, но кто бы знал, как они жрут!» — меланхолично продолжал размышлять Руфус, глядя на царящий в лагере беспорядок. — «Тех припасов, что мы притащили со школы, хватит ещ на пару-тройку суток, а потом? Что делать потом? Конечно, если пройти по дороге влево- вправо, можно найти множество источников пищи — от единичных ходоков, до огромных вилл, но это означает потерю важнейшего преимущества. Маскировки! Нас пока не нашли только по тому, что не особо искали. Но стоит нам разграбить хоть самый завалящий охотничий домик, то по нашим следам сразу же бросится минимум когорта легионеров. А что мы сможем им противопоставить?…»

— Мы вопьемся им в горло! Мы выдавим по капельки из них все то, что пришлось нам пережить! Мы развеем их над полями…

«Фритигерн! Э как его понесло. Ему бы лет на 100 раньше и не здесь родиться, такой политрук пропадает! Начитался книжек, кретин блин. Как же, развеем. Поэт, б…я, х…в! «Писатель про заик»!. Десятки не притерты, люди друг другу не верят, кто как сражается — не знают. Оружия на всех не хватает, нормально брони — на два — три десятка. Вообще что делать то мы будем?»

— … Каждый из нас с легкостью умрет за дело свободы…

«А! Вот это как раз и будем. Легко умирать. И дай то бог, если мы хоть десяток легионеров с собой прихватим. Что же делать?»

— Какой крикливый юноша! — тихо сказал кто-то над ухом у задумавшегося Руфуса. Тот машинально схватился за нож, но сзади договорили. — Не стоит. Мы не хотим зла брату-россу. — Только тут до гладиатора дошло, что обратились к нему на росском. Он расслабил правую руку и обернулся.

Позади него, тихо подойдя, стояли двое россов из числа караванных спасенных. Первый, молодой мужчина, стоял чуть поодаль и внимательно следил не только за окружающим, но и за тем, что делает Руфус. Стерег второго. Судя по тому, что на лице его старшего спутника лежала печать несомненного родственного сродства, то все становилось понятно. Начавший разговор старший вскоре подтвердил предположения Руфуса. Внимательно всмотревшись в глаза гладиатора старший кивнул каким-то своим мыслям и пояснил.

— То сын мой, Ярий.

— А тебя как?

— Меня? Меня можешь звать Порошкой. — И буквально вонзил в своего сына, гневно-недоуменно вскинувшегося при этом имени, острый взгляд. Что в прочем не осталось незамеченным Руфусом. Уж больно не соответствовала такая собачья кличка стоящему перед ним человеку, у которого даже сейчас, стоящего перед ним в оборванных тряпках, проглядывала гордая осанка.

— Пусть будет Ярий и, хм, Порошка. Хотя на мой взгляд имя Прохор тогда уж тебе подошло бы больше.

Порошка в ответ только показательно сморщился и по просторечному ругнулся, но, как гласит пословица: «шила в мешке не утаишь».

— Так что ты хотел сказать? — за последние годы Руфус отвык говорить по-русски, поэтому каждую фразу приходилось прежде чем произнести некоторое время перестраивать в мозгу.

— Я хотел тебе сказать, — теперь всякая клоунада была отброшена, и перед предводителем гладиаторов стоял как минимум равный, — что негоже в походе иметь двух спадаров.

— И? — вопросительно приподнял брови Руфус.

— Либо отдай ему свою булаву, либо убей. Иначе ничем дельным это не кончится.

— Я подумаю.

— И еще. Слышал я про знак тот поддельный. Про коварство ромейское. Тебе, атаман, следует людишек бы верных принять, чтобы крамолу да кощунов искали. Или засланцев ромейских…

291