— Добро решил волхв, — сказал после некой задумчивости староста.
— Да. Все как предки заповедовали…, - впервые со своим противником согласился Вирон.
— Но как? Ведь уже тепло. Даже в лесных озерцах уже не сыщешь льда, — влез в разговор третий.
— То вира наша. Прав волхв. Не след нам собачиться.
— Не след, — опять согласился Вирон.
Оба старика почтительно помолчали. Волхв оказался мудр, и не поддержал никого.
— Вот что, сосед. У тебя же внучок вроде подрос уже?
— Ну да.
— Не гоже нам и дальше чинить друг другу обиды. От этого только смех всем, да убыток нам выходит.
— И то верно.
Оба спорщика опять замолчали. Похоже все шло к замирению, а это дело серьезное. Не менее серьезное, чем война.
— Внучка у меня подрастает. Сговорим может их?
— А почему бы и нет? Давай, сосед.
— Вот и славно.
— Добрый волхв нам попался.
— Да. Далеко пойдет.
Тот самый добрый волхв сейчас как раз далеко и шел. К месту отхожему, так как найденная кружка браги, спрятавшаяся и счастливо тем самым избежавшая уборки, была выпита для опохмела, но все же просилась обратно. На дворе тем временем продолжался совет.
— А с татем-то, как быть? Где мы холода то возьмем? — опять влез в разговор набольших людей непонятливый сосед.
— А вот сейчас узнаем. Сломай-ка Вирон пару соломинок, — попросил староста.
— Жребий будем тянуть? — понятливо согласился претендент на должность старосты. Сделал пару шагов, поднял с земли соломинку и неровно сломал ее. Потом спрятал обломленные концы в кулаке так, чтобы наружу выглядывали только одинаковые кончики. — Ну что, у кого короткая, тот и разоряет свой ледник?
— Да.
— Тяни, Ледовик.
— Вот невезуха. — Староста расстроился. В его руке оказалась короткая.
— Видать, Боги на тебя слегка в обиде.
— Все может быть.
— Коли хочешь, сосед, я потеснюсь. До осени приютить твои припасы в своем могу.
— Благодарствую, ну я как-нибудь сам. У меня вроде малый еще есть. Ну ладно. Эй вы!
— Да, староста, — подошли остальные мужики.
— Раскидайте припасы с моего ледника. Потом этого разденьте, туда суйте и водой колодезной поливайте. Да смотрите, чтоб ледник до конца не степлился. А этот как замерзнет, так тащите его тушу к волхву на глаза. Пусть убедиться, что волю мы его исполнили как должно…
Вот так и получилось, что сладкий опохмелочный сон Максима был к вечеру прерван не очень приятным образом. Его почтительно, но очень настойчиво вывели на улицу и показали на ледяную статую, в которую превратился разбойник.
— Вот, погляди волхв. Все как предки заповедовали. Пол дня мучался! Ужо мы ему и заснуть мешали, дабы в полной мере он хлада набрался пред долгой дорогой по каленому мосту.
Максим опешил. Он и не подозревал, что слово «мерзавец» обозначало преступника, которого казнили именно таким, варварским взгляд любого цивилизованного человека, способом. Но что-либо говорить ему, к счастью, не потребовалось. Староста с удовольствием что-то отметил в его «зачетном листе» и Максим побыстрее, несмотря на всяческие уговоры и поджидавших его с недвусмысленными намерениями оправившихся девок, сделал ноги из этой деревеньки варваров.
Всю дорогу он постоянно размышлял над тем, сколько же теперь весит его слово. Впрочем, эти, как и другие, раздумья не сильно тяготили Максима — ведь зачет по «Правде» оказался успешно сдан.
К сожалению, среди тех предметов, которым волхвы обучали своих послушников, были и совершенно тупиковые дисциплины. Для Максима тупиковые.
Возглавляло этот позорный список занятие сельским хозяйством. Даже уход за животиной, даже работа на кухне не так напрягали Максима, как работа в поле. С каким бы остервенением, с какой злостью он не вгрызался в свою делянку, расти у него все, кроме сорняков, отказывалось. Наблюдавшие за его битвой с пашней, по другому и не скажешь, волхвы только укоризненно качали головой и говорили:
— Ты не злобься, ты с любовью пойди. Все мы из земли вышли, всех она кормит, так что же ты к ней так? Чай не бьешься ты с ней, не ворог она тебе лютый. Не серчай, а лаской иди…
Но все советы учителей пролетали мимо ушей Максима. Точнее, не пролетали, он слышал и пытался, но ничего не выходило. Достаточного урожая для «сдачи зачета» он вырастить пока не смог. Каждую осень, оглядывая свою делянку, он в очередной раз, даже с какой-то бравадой в душе, убеждался в истине, что крестьянином ему не быть. Если морковка, репа или хлеб вырастали у него нужного качества и размера, то вес урожая измерялся не центнерами, как должно было быть, а килограммами. Если же вырастало много, то носить урожай, по едкому замечанию одного из волхвов, нужно было в решете. Уж такое все было мелкое и негодное.
Еще хуже, если было куда хуже, обстояло дело с «чудотворностью». Если на делянке все же что-то как-то росло, то тут ноль был абсолютный. Исцелить молитвой Максима нельзя было даже укол от огуречных пупырышек, не то, что какую-то рану иль болезнь тяжелую. Особенно обидно было то, что со временем появились слухи о каком-то великом чудотворце, который, как и Максим, был из «северных находников».
Гораздо лучше все обстояло с ремеслами.
Крутить горшки, мездрить шкуры, готовить, убирать, забивать скотину на мясо, все это Максим быстро усвоил в размере необходимого минимума для «сдачи зачета» на волхва-отрока.
Кстати, немного об иерархии волхвов.
Самой низшей ступенью были послушники, дети. Второй ступенью были отроки, третьей — новики, четвертой — вои, пятой — витязи, и шестой, самой высокой — избранники. При этом, можно было быть, и это вполне естественно, витязем одного бога, то есть великолепным специалистом в одной области, и быть отроком во всех других. Так и говорилось тогда — этот витязь Велеса волхв-отрок. Минимальной ступенью для начала специализации было звание отрока, что было естественно для всенаправленности волхвов.