Невозвращенцы - Страница 186


К оглавлению

186

— В Святограде учат волхвов.

— А чему? Мне особо как-то не нужны знания о молитвах…

— Дурень серый. Дикий ты совсем. Как ты можешь так говорить, что молитва не нужна? Ты еще может скажешь, что и Вера наша не нужна? — начал заводиться Лихомир.

— Нет, нет, что вы…, - резко сдал назад Максим.

— В Святоград учат всему, ибо волхв, несущий веру по всем сторонам света должен знать и уметь все, дабы своим невежеством не посрамить Богов наших, прародителей. — успокоился Лихомир. — Так что будешь знать и уметь многое, даже если и будешь противиться…

— ?

— Конечно, — продолжал княжич не обращая внимания на реакцию Максима, — такого как ты они никогда бы не взяли, но с просьбой моей… А этими своими знаниями за науку расплатишься с волхвами. Поблагодаришь потом. Все, ступай.

Максиму оставалось только поклониться и уйти, что он и сделал. Сборы не заняли много времени — ведь дома и вещей у него не было, а мешочек с расписками он не снимал даже на ночь. В сопровождение ему, точнее наоборот — Максима отдали в сопровождающие целого каравана. В этом караване в Святоград ехали больные, которые могли вылечить только старшие волхвы, подарки, паломники и такие же, как Максим, желающие стать волхвами.

Контингент последних был необычным. Максим раньше думал, что чтобы стать волхвом следовало учиться с самого детства. Среди же тех, кто ехал учиться детей было разве что половина, и то меньшая. Были и здоровые мужики, и воины, и женщины с детьми, и чуть ли не разваливающиеся на ходу старики. «Кому они нужны там?» — удивлялся про себя Максим. О правиле: «К Богам за мудростью идти никогда не рано и не поздно» он еще не подозревал.

Дорога в Святоград была нетрудной даже по осенним меркам: за одним из самых главных трактов следили стоящие вдоль дороги богатые деревни. На них, к удивлению Максима, был наложен только один налог — содержать эту самую дорогу в образцовом состоянии. Поэтому дорога была отличная: мощеная, где крупными прокаленными в костре дубовыми плашками — как в княжеском детинце, а кое-где, и вовсе камнем. Деревни стояли часто — на расстоянии пешего и конного переходов, то есть с кратностью в 30–40 километров. Конечно же, в каждой деревне был ям для княжеских гонцов со свежими лошадьми, корчма или трактир, и не один, где можно было за мелкую монетку поесть, попить и переночевать. За чуть большую сумму могли стопить баньку и принести блюда и дорогое хмельное на выбор: по дороге часто ездили небедные купцы за благословением, так что ниша для такой торговли была. А совсем бедные могли бесплатно переночевать на сеновале.

Телеги шли ходко, ехать было скучно, работы Максиму никто не просил и не предлагал, так что скука, отступившая на пару дней, вернулась. Нападать на княжеский поезд никто не решился — охрана была соответствующая; окружающие красоты природы приелись моментально — лес и лес себе, один и тот же, деревни похожие друг на друга как патроны в обойме — все деревянные, ни одного каменного здания он не встретишь, а беседовать с кем либо, помня о своем происхождении, парень опасался. Причиной опаски послужил подслушанный разговор, в котором паломники кляли неведомых находников и поминали какого-то Фдора, который погиб в битве против них.

Через три недели местность резко изменилась. Телеги пошли медленнее, так как местность постепенно повышалась. В лесу сначала исчезли лиственные породы деревьев, сменившись хвойными, а потом и вовсе кустарниками. На горизонте царапающими небеса белоснежными зубами появились высоченные горы. Все больше и больше стало встречаться попутных и встречных караванов, большинство которых было гружено камнем, и просто пешцов, отдыхающих по обочинам.

У подножья гор поезд остановился. На огромной, расчищенной от камней относительно ровной площадке стояло множество сараев и временных жилищ, вокруг которых плотно толпились люди. Часть выезжала, часть заезжала, часть, которая не смогла разъехаться, ругалась, так как сутолока была страшной. Горели костры, на которых готовилась пища, где-то вдалеке, судя по приносимому порывами ветра запаху, золотари делали свою работу, кто-то кричал, кто-то спорил, кто-то дрался. Жуткий хаос.

Переговорив с местным распорядителем и заплатив небольшую сумму их караван осторожно протиснулся к выделенному помещению и стал разгружаться. Недоумевающий Максим подошел к старшему и спросил:

— Что случилось? Почему мы разгружаемся?

— По-первости тут, барин?

— Да. Никогда раньше не был.

— Так ведь слышали поди…

— Ну слышать то слышал, да разве можно доверять всем подряд. Иногда такого наплести могут… — вывернулся Максим.

— Да про это не завираются. Ну да ладно… — на несколько минут старший отвлекся, командую куда что складывать, а потом опять повернулся к Максиму. — Святоград то, в долине стоит горной. А проход дюже узкий и извилистый. И крутой. Сильно груженые телеги не пройдут, много лошадей не впряжешь. Вот и приходиться, коли много товара везешь, тут разгружаться, и либо на себе волочь, либо несколько ходок делать…

— А что ж, если такой плохой проход, его не расширят?

— Так ведь камушек то, он покрепче сыра будет! — усмехнулся старший. — Сколько себя помню, и отец, и его отец сказывал, всегда камушек рубили. Раньше вот, во времена Яромира, только пешие через перевалы ходили, а сейчас уже, две телеги кое-где разъедутся. Говорят, словенские, решили ход сквозь гору прогрызть, чтобы наверху камень не рубить. Еще при прошлом князе начали….

— Понятно. А камень, я вижу, увозят куда-то…

186