В центре, где все княжества соприкасаются границами, находится огромная область, неподконтрольна никому. Там, в кольце непроходимых скал, среди плодороднейших, по какой-то прихоти Единого, и теплых почв, на берегу озера стоит Святоград — город волхвов и святыня всех Росов. Из этого города молодые волхвы расходятся по всем четырем княжествам, учат ремеслам, просвещают своей мерзкой верой, лечат, судят… И как чума расползаются по всей ойкумене. Но у Рима есть Святая инквизиция — даже за простое упоминание имени этих божков иностранца или раба ждет костер, а свободного, кем бы он ни был — рабство в самых страшных каменоломнях…
Но самое ужасное во всех княжествах — это их законы. Дикие, совершенно неугодные Единому. По их дикарским верованиям Рось — земля святая и не рождает рабов. Подумать только — как ребенок рабов может быть кем-либо, кроме как рабом? А там он рождается свободным. Дикари. Только цезарь и церковь может называть человека свободным. (А так как цезарь — первосвященник Единого, то только цезарь). Но самое главное — все они равны перед законом и богами своими, которых считают прародителями. И князь, и последний арендатор одинаково отвечают пред законом, более того — последний их раб — холоп, может вызвать на поединок князя. Дикари. Попробовал бы меня какой раб вызвать на поединок! Да засечь на месте! На смерть! Плебс! Чернь!
Непонятно только, почему бегут рабы и всякая грязь на Рось со своими семействами. Вон, Эзельское баронство, которое находится на стыке Новгородского и Рязанского, богатеет за счет того, что возвращает бегущих на восток рабов и холопов, и неплохо живет с этого, беря всего лишь десять медяков за голову…»
Размышления цезаря прервал осторожный шорох. Цезарь повернул голову и вопросительно посмотрел на шумевшего раба. Тот знаками показал, что к цезарю с важными новостями прибыл гонец.
— Впустить, — приказал цезарь. — Вина принеси.
Открыв богато изукрашенную дверь в атриум ворвался гонец — молодой римлянин, разодетый по последней моде Лютеции.
— Сколько раз я просил тебя, Леонардо, не одеваться в эти ужасно безвкусные тряпки? — спросил цезарь, скромно и легко одетый всего лишь в тогу. Хотя относительно скромно — катайский шелк, провезенный через целый материк, золотая вышивка. — Посмотри на себя — ты пестр, как попугай! Росские меха, римская парча, кожа из Та-Кемет… Кому ты хочешь пустить пыль в глаза?
— Мой господин. Там, откуда я приехал дикари общаются хорошо, только исходя из твоего достатка. Если одет как раб — то как с рабом, а если ты господарь — то изволь и одеться соответственно.
— Заканчивай болтать, мой мальчик. Какие вести ты привез? Надеюсь хорошие? А то у меня зверинец давно не кормлен… Львы оголодали…
— Аве, цезарь. Я привез отличные новости. Вот донесение твоего шпиона, — Леонардо протянул ему тканевый свиток.
— Что ж, посмотрим, посмотрим. Фу! Неужели шпион не мог найти нормального пергамента и туши? Чем это написано? Углем на простыне?
— Так у дикарей же.
— Да, ты прав. Итак, что же он пишет? Посмотрим, посмотрим… Втерся в доверие к ближнику великого князя…. Так. Отправлен на задание им же…. Нападение на Новогородское Княжество… Разоренные города… Неведомые люди… Чрезвычайно мощное оружие… Да… — цезарь задумчиво скомкал послание. — Ты читал его?
— Да как можно?! Ни в коем случае…. Цезарь, да как вы могли подумать о таком?
— Значит — читал. И что ты об этом думаешь?
— Я полностью подчиняюсь вашим приказам и полагаюсь на ваше мнение.
— Не юли, подхалим. Говори.
— Я думаю, что это отличный шанс для интриги в Новгороде, а может и всю Рось заденет. Давно мы их не…
— Что за ругань в присутствие цезаря! Пшел вон! — весело, с улыбкой, отпустил гонца хозяин атриума.
— Повинуюсь, мой господин, — поклонился гонец, приложился губами к руке цезаря и покинул атриум.
— Стой, — остановил его хозяин, — присядь вон там, и не мешай.
Курьер еще раз поклонился и прилег на лежанку.
«Какой хороший мальчик» — ласково подумал цезарь. — «Донесение прочел незаметно, думает в правильном направлении, а как притворяется, что меня любит… Просто великолепно!..»
Леонардо ди Медичи происходил из старинного рода ди Медичи, который всего на сто лет был моложе рода ди Борджа. Всю свою историю этот род враждовал с родом цезарей и постоянно оспаривал их право на трон. Интриги, отравления, убийства, прямые военные столкновения армий этих родов — все это наполняло историю Рима. Так продолжалось до тех пор, пока прапрапрапрадед нынешнего цезаря не прекратил все это. В то время Рим был истощен внутренней борьбой, потерял несколько своих провинций и влияние в мире и стоял на гране раскола на два государства. Максимилиан ди Борджа, Цезарь Рима предложил роду ди Медичи вечный мир на следующих условиях. Отныне и навеки оба рода клялись не воевать друг с другом, ибо это идет во вред Риму. Род ди Медичи становиться вторым в Риме, его претензии на трон цезарей признавались, но правит миром род ди Боржа, пока не ослабнет на столько, что ди Медичи не подхватят державу из их ослабших рук. С тех пор повелось так — при цезаре, ди Борджа, его главный поверенный и исполнитель — ди Медичи. При чиновнике ди Медичи — наперсник из рода ди Борджа и так далее. Именно таким человеком при цезаре Ди Борджа и был Леонардо Ди Медичи, который несмотря на свою молодость и внешнюю безалаберность уже имел пост начальника разведки.
Максимилиан был мудрейшим человеком. При таком устройстве, когда за каждым твоим шагом наблюдает недоброжелатель и только и ждет момента, чтобы занять твое место, — ни род Борджа, ни род Медичи не мог ослабить своих усилий на благо Рима, ибо это означало потерю должности — для чиновника, суд — для сенатора, смерть — для цезаря. А в сумме все это позволило сделать огромный рывок вперед во всех областях — расцвет торговли, быструю и четко работающую судебную и налоговую систему, сильную армию, и огромную, хорошо разветвленную шпионскую сеть.