Невозвращенцы - Страница 389

389

Максимус, как это не странно, оказался почти не удел. Место на корабле ему, как почетному гостю князя, и так обеспечено наилучшее из возможных, в схватке он был местным неинтересен, так что оставалось только бродить по небольшому городку (или большой деревне, кто его знает, чем это считается по местной мерке) да наблюдать за поединками. А поединков было просто море.

Каждый день их случалось по несколько десятков. Утром, днем, вечером можно было услышать вызовы от очередного, только что в спешке прибывшего воина. А с учетом того, что князь Аскель во всеуслышанье объявил: «Пусть даже палец оцарапан, болящего не возьму в поход!» поединки были особенно захватывающими. Ведь было мало в нем победить, следовало еще победить чисто. Хотя и они могли быстро наскучить, если бы сборы продолжились еще пару дней.

В день отплытия на берегу собралось наверное процентов шестьдесят населения княжества. Такой толпы, и такого столпотворения лодок в море и на берегу здесь не видели еще никогда.

Долгую и прочувственную речь князь Аскель толкать не стал. Не то время и не те люди. И вообще — морской поход для северян — тоже самое, что для крестьян сев. Доле совершенно обыденное. Этот стал таким популярным только из-за долгого перерыва. Ну и из-за дальности тоже. Впрочем, совсем без прощальных речей не обошлось.

— Вальгерд! — вызвал Аскель одного из хирдманов.

— Да, княже! — откликнулся один из сидящих на веслах.

— Помнишь ли ты, как чуть не предал меня?

— Прости княже, — поморщился и повинился Вальгерд. Воспоминания были не из приятных. Особенно в связи с тем, что долг то так не был заплачен.

— Вальгерд. Хороший воин. Умный форинг. Мудрый владетель — бонды на тебя не жалуются, дела ведешь добро. Я принял решение, как ты искупишь свою вину.

— Да княже. Прикажи, и умру за тебя.

— Я отвечаю тебе так же, как и тогда, мне твоя смерть потребуется потом. И сейчас говорю, когда. Примешь ли ты мое решение?

— Да, князь!

— Какое бы оно не было?

— Да князь!

— Тогда слушай мой суд. Видишь, я здесь, на берегу оставляю самое дорогое, что у меня есть. — И Аскель указал на стоявшего в первых рядах своего сына. — Видишь?

— Да, князь.

— Тогда слушай. Ты остаешься здесь и станешь ему учителем, другом и самым преданным телохранителем. И когда я вернусь — мальчик должен быть уже воином. Достойным своего отца. Понял ли ты меня?

— Но князь, а как же вик…

— То есть, ты не можешь справиться справишься с этим? С самым ответственным и важным постом. Что ж… Значит, мне след искать другого нап…

— НЕТ! Князь! — Вальгерд прыжком вскочил со своего места на весле, ради которого он убил двоих и ранил семерых воинов, подбежал и склонился на колено перед своим князем. — Клянусь тебе, княже!

— Смотри, я тебе доверяю бесценное — честь учить следующего Седого Медведя. И его честь. Не набалуй его. И не смей умирать пока не сделаешь его достойным воином и князем! Ясно?

— Да, княже!

Вальгерд подхватил из под банки свой мешок и выпрыгнул за борт. Благо драккар стоял недалеко от берега, и воды было максимум по грудь. На этом торжественная часть была закончена, и корабли, а в поход решено было решено было идти на двух самых больших, под приветственные крики и пожелания удачи вышли в море.

Поход начался.

Море.

Далекому от побережья человеку трудно, даже невозможно, уяснить себе, что же это такое. Но северяне, морской народ. Море для них все. Они взращены морем, вспоены и вскормлены морем, они живут и умирают Им… И отлично знают, какое оно — Море. Если даже жители лесов и полей часто наделяют даже самый последний ручеек собственной душой, говоря — «вот вредный», или «добрый», то что уж говорить тогда про такую бесконечность?

Море.

Море многолико и непознаваемо. Оно может быть добрым другом: вот к побережью прибивается плавник, сети рыбаков полны даров, серебрящихся на солнце блестящей чешуей, китобои возвращаются без потерь, таща волоком за собой настоящие острова мяса и жира, а ушедшие в вик драккары возвращаются с богатой добычей. Море может быть нежным, как шелк — и вот выпавшего за борт в шторм матроса волны ласково, словно материнские руки несут несколько дней, чтобы без единой царапины осторожно положить на нагретый солнцем песок пляжа. И часто в разговоре северян мелькают слова — «море дало… море милостиво…».

Море.

Но море может быть и совершенно иным. И тогда берегись! Прозрачная синева, извечно спорящая своей чистотой с небом, внезапно оборачивается свинцом и сталью; тихий ветерок — бушующим штормом, а ласковая рябь волн — мощным тараном, способным срыть и накрыть собой кажущиеся вечными скалы. Пришло же время морю взять плату за свою доброту! И неожиданный шквал опрокидывает утлые рыбачьи лодчонки, разъяренный неудачно вошедшим гарпуном кит разбивает крепкую ладью в щепу, а скрывшийся в синеве двух океанов драккар навсегда уносит отцов, мужей и сыновей, и только рыбы могут поведать их дальнейшую судьбу…

«Море взяло» — печально говорят северяне.

Море.

Море своим поведением очень похоже на женщину. Бывает оно верным и постоянным как любящая невеста, способная ждать своего суженного годами, а бывает и совсем другим, изменчивым и непостоянным, как предательница, которая дарит свою любовь другому еще до того, как первые капли упадут с весел ушедшего в поход корабля.

Как любая женщина, море полно тайн. Поэтому только сухопутные крысы могут презрительно кривить в недоверии губы, смеясь над рассказами просоленных морских волков. «Это показалось! Да это привиделось! Да не может быть такого!» — скажут они, и будут не правы. Море огромно и таит в себе столько тайн, сколько не может быть на суше. И как женщина делится своими тайнами редко и только с избранными, так и море редко приоткрывает завесу над ними. И рождаются тогда легенды и поверья, способные пронестись сквозь бездну времен. Уж забудутся имена вождей и даже Богов, а приметы и сказания выживут…

389