— Мы можем выглядеть так, — суровым голосом произнес Даждьбог, — Но… — Библиотека и все остальное вернулась на место, — Зачем? Нам это не нужно, да и детям нашим тоже, после Яви…
— О! — Вспомнил Ярослав еще один вечный вопрос человечества. — А что там? Ну, после?
— В вашем мире, и многие об этом знают, человек после смерти не исчезает бесследно. — На этот раз лекция читала Мара. — Его суть, назови ее как хочешь: память, энерго-информационная составляющая, биополе, душа, не умирает. И у нас точно так же. После смерти каждая душа, суть всходы нашей искры в тела людей, возвращается обратно к нам, принося с собой все умения, навыки, память и чувства. И объединяются с нами. Считай это раем.
— Раем?
— Конечно. Что может быть лучше, чем всегда быть с теми, кого любишь? С матерью и отцом… Любимой или любимым, братом, сестрой, товарищем, другом… Все они вместе. Все могут следить за своими любимыми на земле. Сопереживать, восхищаться, плакать… И помогать им, коли надо. Таковы законы, из тех, что даже нам не подвластны…
— Значит, жизнь после смерти есть?
— Да. Конечно!
— Хм… Здорово! И что, послежизнь — каждому? — обрадовался парень.
— Конечно!
— Любому-любому? — Теперь уже Ярослав удивился. — Грабителю, бандиту, насильнику, педофилу и прочим ублюдкам тоже «да»?
— Угу! Только есть одно «но»…
— Какое?
— Есть еще Смородина река да Калинов мост.
— И что?
— А как ты думаешь, «что»?
— Ну… Сказывают, что там всякие злодеи мучаются… Что-то типа чистилища, короче.
— Не совсем… Точнее, совсем не так. Как я вижу в твоей памяти, чистилище — это место где души посвященных богу претерпевают страдания за совершенные прегрешения. Это даёт им впоследствии возможность попасть в рай. У нас не так… У нас нет посмертного искупления. Молитвами да пожертвованиями трудно исправить совершенное зло. Поэтому так часты у нас призраки и всякая нечисть. Это, говоря понятными тебе формулировками, преступники, заключенные без срока, до полного искупления. Коли искупить смогут, то покинут землю и уйдут в Ирий. А коли нет… Вечно им скитаться!
— А?
— Ой! Отвлекалась от темы, извини. Трудно сказать, но на самом деле, то что называют рекой, на самом деле нечто среднее между хм… ситом и мясорубкой. Сначала отделяются негодные качества от человеческой души и памяти, а потом чистые остатки проходят в Правь.
— А что считается негодным?
— Только те качества, которые есть в нас, допускаются в людях. Согласись, это вполне честно — не иметь в раю никакого отребья. Это совсем не то, что требуется в вечности и нам, и людям. Так что ничего такого, что мы бы никогда не сделали, ничего этого не будет. А то, что раскаленная река, каленая, калинова — так это одно из весьма точных определений. Как ты думаешь, приятно когда выжигают часть себя?
Вопрос был риторическим. Понятное дело, никому такое не понравиться. В разговоре повисла пауза. Вроде бы вопросов у Ярослава, когда он собирался сюда, было море, а сейчас и спросить нечего. Мысли разбегаются. «Правильно меня предупреждал Любослав… О!»
— Кстати, меня, когда я сюда собирался, предупреждали о том, что Правь весьма и весьма притягательна. Но ничего такого я не чувствую.
— Это потому, — ответил Перун, — что сейчас мы защищаем тебя от горнего мира.
— Хм… А нельзя ли?…
— А сдюжишь? — спросила Мара. — Учти, это очень трудно. Обычно, это самое сложное испытание для воли человеческой. Из Рая в мир боли и страданий уйти…
— Знаете, вы меня конечно же на сквозь видите, так что знаете о чем я думаю.
— Да, дитя. Думаешь ты: «Я и фильмы со спецэффектами смотрел, и с хренью всякой уже тут боролся… Мне ли бояться молочных рек и кисельных берегов? Или крылышек с арфой?» Что ж, не говори потом, что мы тебя не предупреждали…
Не успел Ярослав ухмыльнуться, как все вокруг изменилось.
— Папа! Мама! Я вернулся! — Ярослав влетел на кухню и бросил под табуретку свой портфель.
Отец оторвался от газеты и произнес.
— Молодец. Что сегодня ты принес?
— Пятерку по географии! И еще меня очень хвалила учительница по музыке! Говорила, что у меня абсолютный слух, и что я сыграл на гитаре просто совершенно! Она так и сказала: «Просто совершенно!»
— Молодец! — папа не любил, как он говорил, «всяких телячьих нежностей», поэтому всего лишь потрепал сына по голове своей огромной, мозолистой рукой. Отец работал в мебельной мастерской, был на хорошем счету у начальника, получал добрые премии, а дома от него всегда приятно пахло деревом.
— Он у нас просто умница. — Всю ласку, которую Ярослав недополучал от отца, он добирал здесь. Мама прижала сына к себе, поцеловала в темечко и чуть отодвинула от себя, глядя и никак ненаглядываясь. Но, понятное дело, отцовская ласка всегда ценилась выше.
— А что еще было?
— Да ничего… Вот только Надька пирожками угостила. Говорит, сама пекла.
Отец с матерью с улыбками понимающе переглянулись.
— А что еще она сказала? — поинтересовалась мама.
— Да ничего. Так ерунду всякую…
— Сама значит пекла? И вкусно?
— Съедобно. — Подражая взрослому мужскому высокомерию, с псевдо солидностью ответил Ярослав.
— Ну, и хорошо, что съедобно. Значит руки на месте. Добрая жена будет…
— Да ладно тебе, папа! Я вообще ничего… — покраснел и начал оправдываться сын, но был остановлен добродушных смехом.
— И когда свадьба? — поинтересовался молодой женский голосок.
— А! Сеструха-дерни-себя-за-ухо! — Обернулся Ярослав. «И откуда у меня мысли о том, что что-то неправильно? Что отца я никогда не знал, что мать я еле-еле помню, потому что она умерла, когда я был еще ребенком? Что братьев-сестер у меня никогда не было? Странные какие-то мысли…»