Около огромного камина, в котором важно потрескивали крупные поленья, в глубоких креслах с удобством расположились шестеро.
По центру, правым боком к камину, сидели немолодые мужчина и женщина. На вид им было лет по шестьдесят, но стариками их назвать было нельзя. Власть и Мощь потоком изливались из глаз сидящего мужчины, одетого в усредненно-шикарный костюм, который совсем не подходил к таким глазам. Скорее, этому мужчине больше бы подошли скипетр, держава и императорская корона.
Женщина была полной противоположностью своего мужчины. Какая-то ласковая, добрая и мягкая, домашняя. И сила ее была такой же.
Ближе всех к огню, так близко, что обычному человеку можно было и обжечься, сидел мужчина лет двадцати пяти. Огненно рыжий, непоседливый и очень подвижный он был одет в нечто похожее на декоративные кольчужные доспехи, а на коленях лежала сабля в богатых ножнах. В каждом его движении, в каждом повороте головы проглядывала великолепная пластика, но пластика бойца, а не танцора. И Сила. Сила проглядывала из глаз точно так же, как и у отца.
«Точно!» — Ярослав наконец сообразил, кого видит перед собой. «Боги! Это Перун, бог воинов и кузнецов, по центру Отец и Мать Даждьбог и Мара. Только вот почему в таком виде? Россы их не так представляют… Любопытно. Попробую угадать остальных. Так…»
Рядом с Перуном, утопая в подушках кресла, не доставая ногами до паркетного пола, сидела совсем еще девочка. Милый ребенок. Легкое платьице в желтенький в цветочек, торчащие из под него исцарапанные, по детски худенькие ножки, шаловливые глазки, вздернутый носик и растрепанная пшеничная коса. Такой же непоседливой, как и брат справа, она была в силу своего возраста, и ей явно не нравилась долгая прелюдия к разговору. «Ну старшие! Давайте скорее поиграем!». Только иногда из глаз выплескивались небольшие ручейки Силы, отчего образ беззащитного ребенка разбивался вдребезги.
«Лада. Богиня весны…»
Слева от Даждьбога чинно сидели старшие дети. Тут уже ошибки в определении кто есть кто, быть не могло.
Разодетый в меха и бархат, что дико смотрелось в кожаном кресле и в такой гостиной, сидел Велес. Чернявый, чем-то смахивающий на степняка, мужчина лет тридцати пяти. «Велес. Только что он так вырядился?» Не успел Ярослав додумать эту мысль до конца, как легкая рябь прошла по телу бога. Когда все устаканилось, то вместо по варварски пышной одежды, Велес оказался одет в дорогой костюм тройку, а из дополнительных аксессуаров появились изящные перстни и часы.
Сидящая женщина органично бы вписалась в любой светский раут. Открытое вечернее платье, немного, но дорогих, и со вкусом подобранных драгоценностей, холеное, неопределенно-молодое лицо, на глазах — стильные очочки. По каким-то причинам Мокошь взирала на Ярослава свысока, с некоторым превосходством.
— Э… Добрый… Ммм… Здравствуйте. — Смешался Ярослав. Поклонился. Впрочем, некоторая робость вполне тут была обоснована. Не каждый день с богами встречаешься.
— И тебе по-здорову. — Ответил за всех Даждьбог. — Присаживайся. — За спиной Ярослава возникло кресло чуть по проще, чем у хозяев. — Отведай от нашего стола. — Еще один короткий взмах рукой, и перед ними появляется стол застеленный белоснежной, прихотливо вышитой скатертью. Еще мгновение, и как на сказочной самобранке, стол покрывается изысканными яствами.
Конечно, путешественник не хотел есть. И как вообще может поглощать пищу бестелесная душа, Ярослав как-то не задумывался. Но прием пищи способствует расслаблению, тем более что и Даждьбог, и Мара составили гостю компанию. Остальные присутствующие, кроме Лады, которая озорным движением утянула со стола крепкое яблоко, стол проигнорировали. Наконец, насытившись, волхв откинулся на спинку от мгновенно исчезнувшего стола, и отпил глоток вина из кубка.
— Итак? — Спросил Даждьбог.
— Что, «итак»?
— Не мы к тебе пришли в дом, не нам и спрашивать.
— Ну… Как это все?
— Хм, — усмехнулся Даждьбог, — Вопрос, конечно, непонятный, но мы тебя разумеем. Мокошь, дочка, объяснишь?
— Да отец. — Старшая дочь поправила очки, и сразу же, несмотря на дорогие шмотки, стала похожа на стервозную школьную училку. Была у Ярослава такая в школе.
— Знаешь ли, в чем суть намоленности? — «Выучил ли ты урок? — послышалось ему в ее вопросе. — Нет? Два балла, садись!» — Если говорить о ней языком «сухой науки»? — продолжила Мокошь. И тут же сама ответила на только что заданный вопрос. — А означает она то, что мы, Боги, имеем полную и неограниченную власть над каждым атомом материи там, в Яви, а здесь вообще над всем. Прилагая соответствующую силу, мы можем сделать с окружающим наших молящихся миром все что угодно. Можем сделать дерево камнем, а железо — золотом. Можем разжечь пожар или превратить воду в лед. Можем дать силы стрельцу выпустить стрелу на пять перестрелов, а мечнику ударом меча разрубить воина в полной кольчуге. Можем, как ты сам это видел, поднять пустынный буран во влажном лесу. Там, куда приходят верующие в нас, мы и они можем все.
— Но разве?…
— Конечно, это на твой взгляд грубейшее нарушение всех законов сохранения. Но представь себе, что в уравнении присутствует еще одно слагаемое. Это мы.
— А?…
— Откуда берется эта сила? От ваших молений. Ты представить себе не можешь, какая сила заключена в людях. В каждом из них. Причем сам он не может ею воспользоваться, впрямую, без посредников. Он может только отдать ее какому-то высшему существу. В свою очередь он получает ее обратно, в уже другой форме.