Синяк в пол лица сходил почти месяц, а Замятня ехидно дразнила его енотом. Кстати, держать обиды за эти потешные бои считалось темным делом.
Зимовать Ярославу понравилось. Конечно, работы было много — у хорошего хозяина всегда есть чем занять руки, но по сравнению с летом… Теперь Ярослав вывел для себя очень простой критерий, как можно отличить крестьянина от работника любой другой специальности: «коли при виде выпавшего снега тебя охватывает беспричинная радость, то значит в роду у тебя точно были деревенские труженики».
Долгими зимними вечерами, когда вся работа была переделана, Ярослав забивался в свою маленькую комнатку и занимался тем, что следовало потаить от селян. Он разбирался в той силе, что ему досталась, и что сейчас глубоко где-то была заключена в прочную ловушку, сделанную Ярославом. Для изучения он аккуратно просверлил в этой тюрьме воображаемую крошечную дырочку, сквозь которую черная сила маленьким послушным ручейком, принося с собой отрывочные непонятные данные. Это было все равно, что поместить том по высшей математике в бумагорезательную машину, а потом вытаскивать из накрошенной кучи маленькие обрывки и пытаться понять целое. Но совсем уж бесполезным это занятие не было. Так Ярославу понемногу удавалось видеть необычность некоторых предметов, а иногда и изменять эту необычность. Выражалось это по разному и не всегда можно было описать словами.
А еще неожиданно он очень сильно сдружился с детьми. Каждый ребенок — то есть от трех до десяти-двенадцати лет старался в свободное от работ по хозяйству время прибиться к Ярославу и послушать его истории, да и просто посидеть около него. Те рассказы о своем мире местные дети слушали с упоением, не веря конечно, что это правда. Да и нравилось Ярославу возиться с детьми. Они были такими, такими… чистыми. Именно так он воспринимал в свете своих новых способностей. С ними было легко и приятно. Многие женщины, глядя как он с улыбкой возиться с радостными малышами, стали бросать на него странные задумчивые взгляды, при виде которых Замятня хватала его за руку, прижималась телом и всем видом показывала, что «место занято».
Но однажды произошло закономерное.
В один из зимних вечеров, пока не зашло солнце, он как обычно играл с детьми. Им очень понравилась такая невиданная забава, как штурм снежной крепости — чувствовалось, что руки у многих так и тянутся к мечу. И в самый ответственный момент штурма на поле прибежала его соседка, маленькая Зая и со слезами бросилась к нему. Была она как никто другой похожа на зайчонка — вся маленькая, пушистая и белобрысая. Лет ей было пять.
— Яслав, посмотли, у меня во, — указала на нос и опять залилась слезами.
Ярослав отодвинул варежку и посмотрел на маленький носик. На самом его кончике вскочил огромный чирей, размером почти с пол носа ребенка. Он уже хотел утешить ребенка и рассказать ему какую-нибудь утешительную сказку, за которой она похоже и прибежала, когда его новое зрение внезапно расцветило кончик носа девочки.
Сейчас Ярослав видел этот прыщ как мерзкий на вид пульсирующий серо-красно-черный комочек, от которого в сторону шла тонкая, едва заметная черная нить, которая терялась где-то среди деревенских домов. Под его пальцами этот комочек пульсировал, и в такт ему пульсировала нить, и Ярослав решился на небольшой опыт. Он аккуратно мысленно отвел ручеек темной силы себе в руку, разместив его на указательном и среднем пальце и потом сделал ими жест как ножницами, перерезая эту черную нитку.
Комочек, до этого живо пульсирующий замер и съежился, но никуда не пропал. Тогда Ярослав, не понимая, но откуда-то зная, что это правильно, поднял с земли щепку и аккуратно снял этот комочек с носа так, чтобы он оказался на щепке. Окружающая его малышня увидела, как их любимец щелкнул пальцами а потом щепочкой аккуратно проколол чирей. Несколько капель гноя и крови и вот на носу у девочки осталась маленькая, как комар укусил, ранка и больше ничего.
Довольный визг разбудил и сорвал с веток птиц на окраине леса.
— А что случилось сегодня, не вспомнишь? — спросил Ярослав.
— Ну… У тети Мафы я клынку сучайна оплакинула, а она на мея как зылкнет, как зылкнет! А глас у нее слой! — затрещала малявка.
— Понятно. На вот, — и он протянул ей щепку. — На дороге разожги костерок и брось туда эту щепку, только ее не касайся, варежкой держись.
Малышка покивала головой и побежала домой. Странно посматривая на Ярослава остальные дети тоже разбежались по домам.
Вечером в деревне собрался сход, который долго мурыжил Ярослава. Решали вопрос, что делать с колдуном. Ярослав отбрехивался изо всех сил. Он никакой не колдун, просто так получилось, и вообще это в первый раз… Пытали его долго, и хорошо что только словесно. В итоге староста принес какой-то амулет, заставил Ярослава надеть его на шею. Амулет Ярослав видел своим новым зрением как ярко сверкающий сгусток теплого света. Даже боязно было одевать такое, но многие вокруг слишком подозрительно и напряженно смотрели на него, так что пришлось.
Ничего страшного не произошло, амулет спокойно провисел у него на шее. Расслабившиеся люди разошлись, а староста дал разрешение: «коли ничего злого не сделаешь — колдуй, но смотри…»
Так началась «частная практика» Ярослава. Работы сразу стало много — то корова заболела, то домовой расшалился, то сглазили, то прокляли, то заболели… Большинство проблем имели совершенно материальное происхождение, и никакого колдовства не было — вполне хватало тех навыков и знаний в лекарстве, что он получил от Ретуса. Все лечении сводилось к простой процедуре: определении болезни, а были это в основном сложные случаи простуды, копании в ближайшем сеновале в поиске нужных сушеных трав, и варки лечебного настоя. К концу зимы он с удивлением узнал, что большинство трав местные жители и так знали как лекарственные и сушили их на зиму, так что можно было просто попросить, а не лазить по стогам. Но порасспросив детей, которым теперь запрещали общаться с колдуном, и которые по своему детскому неуемному любопытству только пуще к Ярославу липли, он узнал, что эти поиски придавали его действиям налет таинственности… Смеялся он долго, но по сеновалам лазить все равно прекратил, так что лечение происходило совершенно обыденно.