Невозвращенцы - Страница 324

324

— Я тебе покажу, как меня совращать! Как ты мог даже предположить такое? Ведь я ее люблю! — прокричал он и разрубил стоящую на коленях фигурку лучом света напополам. — Ты у меня все получишь! — продолжал хлестать он плетью разбегающиеся по сторонам кусочки тьмы. — Все! Все! — рубил и хлестал до тех пор, пока не осталось одно маленькое зернышко. Но это последнее зернышко никак не хотело подыхать, как только он не пытался…

— Ты совершил невозможное, дитя! — вдруг раздался со всех сторон бархатный сильный голос. — До тебя так никто и не смог на столько победить тьму, каждый поддавался соблазнам. За это я возвращаю тебя в явь. Но помни, хоть ты и победил тьму той силы, что тебе досталась, все равно ее зерна неуничтожимы. И все равно ты остаешься колдуном, хоть и невольным, сила колдунская все равно в тебе. И она будет ждать. Будь сдержан и осторожен, сыне, иначе не будет тебе жизни в людях… Удачи тебе и до встречи…

Ярослав очнулся. Он лежал во все той же комнате в лесном домике у колдуна Ретуса. Тело Ретуса валялся на полу около печи, видимо свалившись в последней судороге вниз. Парень осторожно встал с пола. Руки дрожали, ноги подкашивались, впечатление было такое, будто кто-то раскачивает дом. Мутило.

Ярослав взял в руки валявшийся на полу ковшик и сделал из него глоток оставшейся воды. Вода еще не успела добраться до желудка, как сильный приступ свернул узлом все внутренности, и Ярослава вывернуло на пол одной желчью. Переждав, он опять встал на ноги, сходил в сени, напился воды и вернулся в комнату.

— О чем ты там говорил? Под печкой?

Он аккуратно стал разбирать половицы около печи и под первой же нашел странный комочек. Вытащив на свет, он очень удивился. Это был засохший, прошлогодний репейник на который была намотана испачканная в чем-то суровая нитка. Подойдя к окну и откинув ставни, чтобы было больше света, он внимательно посмотрел на свою находку и понял, что нитка вся была пропитана кровью, старой и засохшей. Внезапно, неизвестно откуда, но к нему пришло понимание того, что именно он держит в руках. Это было то самое, что не выпускало его из дома в большой мир. Этот поклад сотворил Ретус, видимо еще тогда, когда гость валялся в беспамятстве, потому что после этого ни одной капли своей крови Ярослав не терял. Отодвинув заслонку печи парень бросил этот комочек на подернутые сединой пепла угли. Несколько секунд — и ярко вспыхнувший на пару мгновений огонек дал понять, что молодой колдун теперь свободен в передвижении. Ярослав задвинул заслонку и подошел к телу Ретуса. И тут такая злоба охватила его, что он в остервенении принялся пинать мертвеца, чтобы хоть как-то успокоиться.

— Сука! П…! Ублюдок сраный! Ты все заранее спланировал! Гад е…!..!..! Помирать тебе было страшно, силу не передав да? Да еще некрещеный тебе попался, вообще халява?!..! И привязал меня здесь, как козу на веревку, чтобы не сбежал! Сука!..

После пяти минут драки с безответным трупом всякое желание оставаться в этом доме еще хотя бы на один день исчезло. Ярослав решил сегодня же уйти на юг и стал собираться в дорогу. Для начала он порылся в сундуках деда и подобрал себе по размеру кожаную одежку средневекового фасона (свою камуфляжную форму он так и не нашел, видимо ее дед спалил, чтобы следов не оставлять). Далее Ярослав спустился в погреб и посетил ледник, где плотно набил себе котомку копченым мясом и сушеной рыбой, не забыл он прихватить набор огнива, которым уже научился пользоваться в достаточной мере, и кулечек соли. Поиск хоть каких-то денег ничего не дал, видимо колдун за работу брал только пищей и вещами. После этого он переоделся, бросил свою рубаху в печь, взял котомку и вышел за ворота. Его путь лежал на юг — туда, где были люди.

Ярослав не знал, что его глупое и скоропалительное решение покинуть дом спасло ему жизнь. Незваные гости появились у дома отшельника уже через три дня. Рано утром отряд из двух десятков человек и одного местного проводника подошел к краю полянки, на которой стоял дом Ретуса, и незаметно рассеялся по опушке леса. В отряде нападавших присутствовали воины двух типов. Одни, около двух третьих всего отряда, были одеты в мелкую кольчугу и вооружены короткими мечами и легкими луками, с которыми управлялись с легкостью завидного опыта, вторые — одеты в некоторое подобие рясы и вооружены только длинными кинжалами. Но и тех и у других была одна общая черта — доспехи у воинов и рясы у жрецов были сделаны так, что снять кольчужные рукавицы или кожаные перчатки, уходящие далеко под широкие рукава ряс, было в одиночку невозможно. Два часа неслышные и невидимые они наблюдали за домом, внимательно присматриваясь и оценивая каждую мелочь. После этого начался штурм.

Быстро преодолев под прикрытием лучников открытое пространство десять мечников ворвались через распахнутые ворота во двор.

— Как ты думаешь, Секст, сколько из нас останется в живых? — поинтересовался у стоящего рядом одетого в рясу воина командир мечников.

— Не знаю, Бруталиус, не знаю. Последний раз — много лет назад, его прижал к полноводной горной речке отряд из тридцати воинов, из которых двое были великими борцами, бывшие его друзья, а еще десять — преторианские гвардейцы. Остальные — так, мясо… Друзья знали его как себя, каждую его мысль и движение. Они гнали, не давая ему ни малейшей передышки уже месяц, из которого три последних дня отступник ни спал ни минуты.

— И что?

— Ну ты же знаешь… Он убил их всех. Своих друзей долго пытал, а под конец вырезал им сердца и съел. Сырыми… С тех пор мы потеряли его следы и вот только сейчас — нашли. Так что, я уже послал сообщение в Храм о ходе погони, чтобы если нас вырежут, следующие не так долго искали…

324