— Я смотрю — сибаритствуешь тут? Неплохо вас снабжают…
— Да откуда? По эту сторону Урала снабжение уже давно — практически просто термин. Это все своими руками сами мы, свои и подшефные предприятия, на охоту иногда сходим — тайга вокруг…
— Но ведь это не законно!
— Что?
— Ну иметь свои предприятия — солдат ты тоже в поля как рабов гоняешь?
— Давай — по первой, за знакомство, и потом я тебе все расскажу.
Разлили по первой, приняли, закусили салатиком и белорыбицей. Некоторое время за столом был слышен только стук перемалывающих сибирские деликатесы зубов. Приняли по второй, по третей.
— Ну давай, колись. А то есть у меня знакомый один, такой как ты.
— На вряд ли?
— Что, на вряд ли?
— Такой как я, на вряд ли. Видишь ли, я все делаю по уставу. И ничего не нарушаю. Однако я с юга СССР, как ты мог подумать по моей фамилии, а там мы совершенно не привык жить впроголодь, как вы, у себя на северах. Вот я и подсуетился. Окрестные деревни объездил, сход собрал старост, начальников колхозов и совхозов, просто уважаемых людей, погутарили мы с ними. Люди, хочу тебе сказать — здесь золото. Крепкие, хваткие, но щедрые — как природа окрестная. Давай еще по одной? — спросил Сергеева хозяин и протянул руку к бутылке виски.
— Давай, только я виски не люблю.
— О! Золотые слава — сивуха сивухой. Щас я тебя таким угощу. Эй. Петро! — крикнул Никодим Михайлович. Открылась дверь кабинета и появился молодой лейтенант.
— Лейтенант Клименко. Товарищ полковник? Вызывали?
— Да. Принеси-ка Петро настоечки нам, да той самой, моей любимой.
— Есть, товарищ полковник.
Через пять минут дверь снова открылась и вошел уже знакомый лейтенант с бутылкой темного стекла, которую он бережно поставил на стол.
— Разрешите идти?
— Иди.
— Есть!
— Сейчас я тебя угощу — ты такого не пивал и не выпьешь никогда. Это — бальзам сибирский, на сторону не продается не за какие деньги.
— Да пил я такой бальзам, ничего особенного.
— Э, Генадич, такого ты не пил, — повторился Никодим, достал из стола две маленькие старого серебра стопки и бережно налил туда на два глотка темной тягучей жидкости. — Вот, специально для этого покупал стопки — в отпуск в Москву ездил, все лавки обошел антикварные. Из другого — он не пьется. Да, налей себе полстакана водки — запьешь, а вот черемшой моченой — закусишь. Бальзам надо выпить залпом. Ну давай, за армию!
Сергеев опрокинул в себя серебренную стопку. Сначала ему показалось, что ничего особенного, но потом — как разряд тока пронзил все его тело. Все его тело вдруг — почувствовалось — зажглось, зажило, помолодело до болезненности, выпитый алкоголь куда то испарился, мысли стали быстрыми и четкими, сердце застучало сильнее и бодрее а возрастная боль в пояснице, которая уже начала донимать его исчезла. Во рту появился резкий сильный травяной вкус, который по жесту наблюдающего за ним полковника Сергеем немного смыл водкой. По мере того, как выпитая водка доходила по пищеводу болезненная яркость ощущений сменялась просто отличным самочувствием и мягкой приятной расслабленностью.
— Ну как?
— Что это за волшебство? Это наркотик?
— Нет, что ты, хотя травы, которые не одобряет минздрав и госнаркоконтроль там наверняка присутствуют. Но зато какие ощущения!.. Я его пью только по особым случаям и если плохо себя чувствую. Лечит он просто всё, и ещё ясность мыслей, как вторая молодость! Это еще один из плюсов моей деятельности.
— Кстати — ты отвлекся.
— Да. Сейчас расскажу.
Когда достаточно молодой и честолюбивый полковник получил назначение в этот отдаленный сибирский гарнизон, он вполне правильно воспринял это как ссылку. Дескать — слишком ты молод и горяч — не надо так торопиться к генеральской должности. Охладись. В советские времена это было довольно непрестижное назначение — хоть и царь и бог на территории с какую-нибудь Португалию и под ногами столько оружия, что можно вооружить хоть десять этих самых Португалий, а от Москвы, а значит от легких и парадных должностей и быстрого роста — далеко. Да и жена, ленинградка по прописке, отказалась ехать с ранее вроде успешным военным в этот медвежий угол — и перед самым отъездом супруги оформили развод. Благо все имущество осталось жене, а детей они так и не нажили. А потом началась перестройка, всеобщий развал — и отношение с местным населением перешло на другой уровень. Границы ослабли, контроль ослаб, браконьеры, бандиты, китайцы — и все совершенно отмороженные. Доходило и до налетов на деревни, и до убийств и перестрелок с егерями и милицией. Если уж в Москве стреляли и взрывали всех подряд, то что уж говорить о глубинке… И когда начальник единственной на всю округу военной части предложил всем обсудить создавшееся положение — отказался мало кто. К слову, официальные власти приглашены на встречу не были.
А предложил Петренко Никодим Михайлович следующее. Он помогает всем — а все помогают ему, причем никто не нарушает никаких законов. Согласно уставу — положено патрулировать местность вокруг базы. Но утверждает маршруты патрулирования начальник базы, которые могут проходить вокруг периметра базы, а могут и за сто, и за двести километров — все только в целях повышенной безопасности и боеготовности. И когда весной на лесных тропинках стили появляться патрули из одного егеря, совершенно случайно маршруты до минуты совпадали с маршрутами военных патрулей, браконьеры призадумались. А грустным их мыслям способствовало то, что при отказе бросить оружие огонь открывался сразу на поражение — все строго по уставу караульной службы. А то что стрельба велась может не по солдатам — так кто это знает, в кого он целился неопознанный браконьер. А солдатам и офицерам в патруле шли награды и поощрения, дополнительные увольнительные, которые солдаты с удовольствием проводили в ближайших деревнях. И часто бывало так, что парни после дембеля уезжали не на родину — а до ближайшей деревни, где вскоре игралась свадьба. Во время страды бойцы части могли по своему желанию получить свои положенные увольнительные, которые проводили на полях колхозов. Плоды крестьянского труда подвозили к рынкам и закупочным пунктам на грузовиках, принадлежащих военной части. Лекарства, медпомощь военных врачей, подробные карты и т. д., все это довольно быстро изменило отношение окружающих.