Невозвращенцы - Страница 319

319

— Что все? Что случилось? — спросил после очень долгой паузы прервавшего рассказ Ретуса Ярослав.

— Все изменил…

…В результате некоторых событий считавшийся до этого великий борец и надежда будущих поколений теологов Ретус отправился в бега. На пятках у него висели несколько таких же как он великих борцов, но он успевал их опережать и уходить из капканов. Подлило масла в огонь еще и то, что старший брат Квинтуса решил на свою голову, которую вскоре все увидели насажанной на копье, вмешаться в какую-то большую политику, и теперь, согласно Эдикту, весь род смутьяна до 12 колена подлежал уничтожению. И если у родственников начиная с 8-го колена были шансы откупиться, то у родного брата шансов не было. Если раньше за ним шла охота не желающей огласки своих проколов церкви, если так можно сказать, «исподтишка», то теперь за ним охотились еще и официально, со всем размахом, и охота эта кончалась только одним — смертью добычи. К пятидесяти годам пряток и запутывания следов Ретус добрался до великого княжества Новогородского. Там очень удачно в это время болел великий княжич, и бывший великий борец, к этому времени уже неплохо знавший врачевание, смог поставить наследника на ноги. Благодаря этому мы с князем заключили договор, что он прикрывает меня от всех моих врагов, а также от волхвов, чьей крови на моих руках достаточно… Вот так я и живу здесь уже пятнадцать лет…Уже даже забыл как по римски говорить…

— А почему тебя называют колдуном?

— Потому, что я смог местное темное население убедить в своих колдовских способностях. Нас еще в школе учили «чудотворению»… — ухмыльнулся Ретус.

— А чем же ты зарабатываешь?

— А зарабатываю я тем, что все меня считают колдуном…

— И что ты делаешь?

— Ну привороты, отвороты, полечить там несложное что… Фокусы всякие…

— Получается? — спросил Ярослав, и тут же себе ответил — Наверное да, иначе бы давно тебя поленьями побили. А дань ты за что платишь?

— Так ведь князь, жадная его душа, сказал, чтобы ради сохранения тайны я выглядел как обычный полудикий бирюк-охотник, живущий в лесу. Вот дом мне подарил… В глуши…

— А что там за клятва, что князь с тебя потребовал?

— А… Это… Ну князь, боясь меня, иноземца, да еще «ромея» взял с меня клятву «ни единого росича, али другого мужа или жены держав мира сего не быть ко мне в услужении». Он хотел чтобы я один тут помер… — ответил старик и осекся, будто сказал что-то лишнее.

— Понятно-о…. - потянул Ярослав, хотя даже он своим небольшим опытом чувствовал массу недоговоренностей.

— Ну раз понятно, скажи — чем ты собираешься заняться? Скоро ты совсем выздоровеешь, и чем собираешься заниматься? Ты здесь еще больший чужак, чем я. Как ты работаешь в поле — это я видел, тебя даже за рабом убирать не оставили бы на плантации у меня дома. Воевать ты с нашим оружием не обучен… Да и зима на носу…

— И какие твои предложения? Ты ведь не просто так завел разговор, не так ли?

— А оставайся у меня! Перезимуешь, а по лету, если захочешь уйдешь. А за зиму я тебя научу лекарству. Разносолов не заработаешь, но и голодным не останешься…

— Хм… А фокусам научишь?

— Нет, — твердо ответил дед.

— Почему?

— Знаешь, фокусы это фокусы и есть, обман. А вот знание, когда какой можно применить, какой подействует на плебс, а какой нет… Это опыт нужен, или учеба правильная. Без нее ты только побит будешь камнями. Надо тебе это? Вот и я говорю нет.

— А как же клятва? — подумав спросил Ярослав.

— Да я же ее не нарушаю — разве ты «от мира сего»?

— …!

— Вот то-то.

— Не зря итальянцев считают самыми ушлыми интриганами… Кстати, а почему бы просто не нарушить клятву? Чего она стоит?

— Хм… — Ретус отвернулся, помолчал и выдавил из себя, — некоторые клятвы нельзя нарушить… Так ты согласен?

— Да!

— Ну вот и отлично! — обрадовался старик. — С утра прямо начнем разбирать травы, а пока слушай. Основные проявления лихоманки, которой ты заболел, в отличие от…

Глава 56

Всю зиму Ярослав провел за учебой. Ретус учил его на совесть, и бывало так, что парень с грустью вспоминал простые и легкие деньки работы в поле. Физическая усталость проще и легче проходит, чем усталость умственная: «Коли эту травку сорвать и высушить в липец, то она помогает от того-то, а если в травень — то от другого. А вот эту — наоборот надо срывать и использовать пока еще свежая. И ни в коем случае обе эти травки нельзя смешивать — получиться сущая отрава…». И так каждый день: с утра, еще затемно, по зимней поре, и до вечера. Отсутствие практики подводило — если кто и приходил зимой с какой болезнью, то Ярославу опять приходилось прятаться. Ближе к весне, когда запасы еды стали не то чтобы кончаться, но быть близкими к этому, утомленный бесконечными вопросами Ярослава о заработках этой самой разнообразной пищи Ретус стал нехотя рассказывать.

— …Сразу говорю, все это самое что ни но есть дремучее суеверие. В нашей просвещенной Империи такого нет, каждый молится только Единому, а все остальное — от отринувших Его милость еретиков, которые должны мучаться и гореть как при жизни так и в аду…

— Хм… А можно поподробнее про суеверия? — прервал разглагольствования Ретуса Ярослав. Как это выяснилось за долгую зиму — жрец был готов был проповедовать, по старой привычке, бесконечно, при этом ни разу не повторившись — его жреческая школа была просто великолепна.

— А… Что?… Вечно тебя запретное тянет вызнать… За такие потуги, бывало, мы на дыбу, или на крест привязывали, или вниз головой вешали — и ты знаешь, отличное средство от чрезмерного любопытства… Свечу повесишь — и сразу все разумеешь, что следует знать, а что нет…

319