Невозвращенцы - Страница 317

317

В 2011 году от основания в небольшом поместье недалеко от города Каны, на западе Римской Империи, у Луциуса Пробуса Мария родился пятый ребенок. Согласно обычаям мальчик, пятый по счету ребенок мужского пола в семье, получил имя Квинтус. Отец его не любил, потому что даже своим рождением он его разозлил — он хотел чтобы родилась девочка, которой в последствие можно было скрепить дружбу браком с каким-либо влиятельным родом, и чем не милость Единого, может быть с самими Медичи. Таким образом отношения между маленьким Квинтусом и его отцом не складывались с самого начала, чему немало способствовал тяжелый нрав второго и кипучая энергия первого.

Квинтус рос очень любознательным мальчиком, часто, поначалу, ставя своими вопросами в тупик своих учителей, положенных ему как любому отпрыску древней фамилии. Позже, вопросы становились все больше и больше крамольными. Детский ум начинал выискивать всякие непонятные события, странные мотивировки произошедшего, слегка торчащие острые углы в философских учениях… И все было бы хорошо, если бы только историей и философией ограничивались его интересы. Но когда в весьма жесткой форме отец стал прививать своему непослушному чаду веру в Единого (использовались и ночные бдения на горохе, и строгий пост, то есть «пока не…, жрать не будешь» и др.) ищущий взгляд ребенка зацепился за Великую Книгу Единого. Книга была прочитана, осмыслена, перепрочитана и переосмыслена, после чего старый, по метким словам отрока, ослослов, священник единого был взят в планомерную осаду. От детских простодушных и безыскусных, а иногда искусственно безыскусных, вопросов по Книге богомолец орал на своего воспитанника означенным животным и частенько, доведенный до белого каления, отправлялся со своим воспитанником во двор, где отрок получал ответы в виде двух-трех размочаленных о свою спину розог. Иногда даже священник прибегал к особо страшным наказаниям — от записывал слова своего ученика и отправлял их в ближайший храм, дабы настоятель выбрал по своему разумению более жестокое наказание, чтобы вразумить чадо и наставить его на путь истинный. Но особых наказаний ему что-то не прописывали и все шло как шло и дальше.

К тринадцати годам все изменилось как по волшебству. Старик жрец отправился на форум к Единому, и в их доме появился новый. Был этот священник однорук, потому что всю свою жизнь провел в одном из приграничных с северными варварами легионов. Также был он не такой уж и старый, и ну очень уж мудрый. Быстро раскусив парня он не стал даже пытаться сломить его. На несколько первых подначек он ничего не ответил, а в ответ на особо крамольно коварный вопрос на уроке, за который раньше обламывали об спину аж пять розог, ответил такой крамолой, что если бы услышал это предыдущий учитель, умер бы от праведного гнева на месте.

Как уже говорилось, жрец был очень мудр, да и служба легионным жрецом многому его научила. Легионерам нужно немного другое освещение веры, и некоторые послабления, за которые, к примеру раба бы запороли на месте, также дозволялись. Рассказы о легионерской жизни, о битвах и схватках, о северных варварах очаровали молодого парня и сделали его таким послушным, каким еще не был ни разу. Молодой Квинтус в это время как раз уже стал задумываться о своем месте в жизни, и роль старого, седого, в шрамах, римского легата, огнем, мечем и словом Единого несущего свет северным варварам казалась ему очень привлекательной. На большее он не мог рассчитывать из-за системы наследования в Римской империи.

В Империи, в отличие от остальных варварских стран, существовала мудрая политика: «Все наследует первый, манор не дробится никогда.» Поэтому даже второй, не говоря уже о пятом, сын получал совсем мизерную ренту и полную свободу. В основном не первые дети шли на службу в армию, часто вырастая до высоких чинов и состояний, посвящали свою жизнь службе Единому, плавали на кораблях и судах, торговали — в общем, занимались всякими различными делами, своеобразно одаренности Единым. Иногда бывали и смешные истории, как первый сын разорялся из-за своего идиотизма а второй, сколотив состояние во вне родного дома, покупал у старшего поместье. Это не возбранялось, а даже негласно приветствовалось, что добавляло усердия и первенцам, и остальным. Политика эта была весьма действенной, не только потому, что обеспечивала приток свежей крови высшего качества во все аспекты жизни империи, но и потому, что приводила к укрупнению через браки и так не мелких угодий знатных родов, усилению Рима, общему благосостоянию и много еще к чему. А уж на столько укрупненные, усиленные и благосостоящие рода, что отваживались лезть в большую политику, бывшую прерогативой только двух высших родов, быстренько становились либо частью одного из них, либо, в худшем случае, просто не становились. В смысле — не оставалось носителей данной фамилии.

Из-за этого Квинтусу в скором времени, по наступлению пятнадцати лет, пришлось покинуть родной дом. Он уже решил идти к ближайшему вербовщику, когда ставший его самым лучшим другом священник посоветовал и попросил его.

— Прошу тебя, Квинтус, не спеши с легионом.

— А что ты предлагаешь?

— Я думаю, что тебе следует начать свой жизненный путь со службы Святой наше Церкви Единого.

— Ты думаешь, у меня не хватит сил справиться с вербовщиком? Да я у тебя два из семи боев выигрываю! — возмутился Квинтус. Дело в том, что по обычаю для рассмотрения принятия в легион следовало победить на вербовочном пункте одного из вербовщиков, набираемых из увечных или старых легионеров.

317