Невозвращенцы - Страница 239

239

— Да, повелитель.

— Кормите его каждый день, поите сколько захочет, но довезти мы его должны, и довезти живым. За живого заплатят больше. И еще. Пока мы в границах Киевского княжества, держите его засыпанного сеном и с кляпом во рту! И поосторожнее с ним: он волхв и он нашел способ захватить Сарай — Бату. Кто знает, что он еще придумает?

«Афзал прав. И князь прав. Какой же я идиот!», успел подумать Максим до того, как в целях безопасности перед перевязкой, пленника дозировано оглушили ударом по голове.

Глава 42

За последние полтора года Максимус пятый раз ехал по этим местам. И нынешний был самым неприятным из всех. И полным безволием, и мерзким отношением, и перспективами. Ведь эта поездка была, судя по всему, последней. Последней вообще. И в этом году, и в этой жизни.

Афзал больше с ним не разговаривал. «А что разговаривать с рабом, который по приезду на место сразу же станет трупом?» Более того, спустя пару дней послушный сын своего отца в сопровождении трех нукеров ускакал вперед. Дело в том, что десяток воинов, степных воинов, везущий по относительно спокойным и безопасным росским дорогам… воз сена! вызывает вполне обоснованное недоумение. Недоумение перетекает в любопытство, усугубляемое недавними событиями на юге, и может в итоге вылиться в проверку со всеми соответствующими последствиями… «Нужно ли это? Нет!» — и вот все лишние, в том числе и Афзал, отправляются на юг.

На границе со степью маскировка себя полностью изжила, поэтому конвоирам под командой верного Афзалу нукера пришлось завернуть на ближайший торг. Пока двое караулили свою увязанную в кулек дорогую добычу, остальные четверо посетили рынок и основательно там затарились. «Раз уж все равно по пути, то почему бы и не привезти до дому подарков?»

Теперь караван разросся до четырех телег и являл собой совершенно обыденную картину. Четверо караванщиков погоняют, двое отдыхают, потом меняются. Раз охранников на четыре телеги всего шестеро, значит ничем дорогим тут поживиться бандитам не удастся. Маскировка великолепна своей полнейшей обыденностью.

Максимус бесился. И волновался. И боялся. «И как там без меня моя Лейсян? И мои люди? Дожили, блин! Я волнуюсь за других… Нахрена я так много набрал? Десяток-другой семей бы взял, и остановился. Так нет же — захотелось многими покомандовать. Не накомандовался. Надеюсь, князь не откажется выдать ей остаток средств от своего поручительства. И что я могу сделать? Сбежать если только?»

Пара неудачных попыток бежать, «далеко ли убежишь связанный как мумия?» предпринятых пока они еще ехали через лесистые местности, привели только к получению средних побоев. Когда же телеги выехали в степь, то Максима вообще развязали. Ну почти. И ничего неверного в этом решении командира каравана не было. Чистая и практичная логика. Пеший не уйдет от конного, а степняку, которому каждая сломанная травинка в поле — как яркий указатель на дороге, найти беглеца без проблем. Тем более — по снегу. Зато даже со связанными руками раб может править поставленной в середину каравана телеги, таким образом освобождая одного конвоира для отдыха.

Днем похитители и жертва монотонно шли по степи, зато по вечерам, когда все кроме лошадиного сторожа собирались около костра, Максимусу приходилось поработать языком. Опасаясь, что ореол удачи и богатства может смутить охранников из бывших подчиненных, Афзал набрал нукеров из числа не участвовавших в походе бойцов. А этим было еще как интересно, и они долго после захода солнца выпытывали у своего пленника мельчайшие подробности. Особенно интересовал степняков по их примитивной грабительской психологии (хотя в чем их упрекать — время тут такое), перечень взятой добычи. Вот и насиловал Максим свою память в поисках мельчайших подробностей, хотя делать ему этого ой как не хотелось. Ну не хотелось ему развлекать своих похитителей.

А хотелось ему совсем другого. Хотелось полюбоваться на мучения всей десятки, возглавляемой своим бывшим другом Афзалом, распятых на пыточных столах покойного Фаяза. Хотелось посмотреть на выражения их лиц, когда толстый кол пронзает их плоть. Да на крайняк, просто и безыскусно порубить их на куски саблей, забить дубиной, утопить или задушить тоже было бы неплохо. Приблизительно с такими приятными мыслями Максим засыпал каждую ночь. Но, к огромному сожалению, все это были только мечты, а реальность в лице степняков требовала развлечений. Иначе недовольные могли бы на следующий день оставить своего пленника без горячей еды или, что гораздо хуже, без воды — снег хоть и близко, а не добудешь его. Так что деваться было некуда

— …А овец взяли столько, что полвойска только и делало, что гнало их вперед. Ели только вырезку и мозги, а все остальное бросали степным падальщикам…

От таких историй степняки жмурились, как сытые кошки, глядящие на огонь, и мечтательно улыбались. А особо впечатлительный в силу своей молодости парень, ему еще и шестнадцати весен не стукнуло, и в силу этой же своей молодости выполняющий самую грязную и противную работу, а потому допущенный к прослушиванию историй впервые, даже прошептал с чувством:

— Эх мне бы там оказаться…, - и плотоядно уставился на Максима.

«У… Этот прямо здесь меня готов порезать, ради добычи. Впрочем… Как там? Груженные золотом ослы? Купец я или нет? Почему бы мне не выкупить свою жизнь? Надо было раньше догадаться попробовать это сделать!»

— Хм. Господа. Как вы видите, добыча была просто невероятной. И часть этой добычи — моя. На тот свет злата не заберешь. Почему бы вам не продать мне мою свободу? Я хорошо заплачу… — предложил Максимус и затаил дыхание.

239