Невозвращенцы - Страница 207

207

— А почему князю?

— Дорог слишком. Только князю впору, для подарка. Али вою какому, богатому. Но там по руке ковать надобно. А теперь, — кузнец достал из-за пазухи полотняный, слегка чем-то наполненный, мешочек. Развязал горловину и стал туда пересыпать свои драгоценные гвозди. — Идите.

— Куда?

— Идите! Идите! И не оглядывайтесь. Я буду клад закапывать…

Пока кузнец закапывал свое добро в болото, Максим раздумывал над одной идеей.

Недавно он наконец закончил кольчугу и получил зачет у мастеров по предмету кузнечное дело. «Коряво сделанная бронюшка, в которую тать последний не полезет» — вот так охарактеризовал труды Максимуса Радульф, которому послушник показал свое изделие.

— Ррр! — только и мог прорычать в ответ Максим.

— Ты не рычи на меня, аки пес цепной! Ты вот подумай, кто такую купит.

— Кольчужка действительно вышла не фонтан. Но для первого раза — так вполне! Я же не мастер!

— Это ты правду глаголишь. Не мастер!

— Ррр!

— Вот ты такую бы купил?

Максим посмотрел на свою кольчугу взглядом покупателя и скривился. Неровные, местами плохо проваренные кольца. Кое-где имеются места, подернутые ржавчиной. Короче, не высший сорт. Видя по лицу Максима, что парень проникся, Радульф его добил.

— Ведь тебе теперь, для, как это ты называешь, «зачета», след эту свою поделку продать!

— Да легко!

— И не меньше полной гривны выручить.

— СКОЛЬКО?

— Ограбить нас хочешь?

— Не понял?

— Не разумеет он… Святоград за твои промахи платить должен? Или волхвы? А ты как думал? Железо наше, кузня наша. Только работа твоя, которая тоже, кстати наша. Вот-вот. Подумай, сможешь ли ты ее продать за гривну? И без обмана! Или ты не хочешь в купеческую братчину вступить?

— Это невозможно!

— Твое дело, — сказал наставник, поднялся и вышел из кельи.

— Да как я это сделаю? Этот хлам ржавый и полгривны не стоит! — в спину ему прокричал Максим.

— Не сможешь продать эту, сделай другую… — донесся из коридора совет Радульфа.

Максим в очередной раз крепко выругался. Следовало что-то придумать, так как обмануть, то есть впрямую выдать свои деньги за выручку, не получиться. Угрожающий намек волхва был весьма и весьма серьезной причиной для честности. И вот из-за чего.

Долгие разговоры с приятелями, случайными соседями за столом в кабаке, прямые неприятные вопросы волхвам открыли неожиданную для Максима картину. Несмотря на свободу, любое серьезное действие, будь то торговая сделка, лихая порубежная стычка с соседом и т. д. требовали, как это не удивительно, разрешения. Разрешения братчины.

В древней России братчины также имели серьезное влияние. Начинавшиеся когда-то как простые посиделки друзей и родственников за бочонком свежесваренного пива, они за столетия превратились в этакую смесь гильдии с орденом. Что могло бы из них вырасти дальше, если бы в свое время Петр I не переиначил все на европейский лад, неизвестно. Зато про местные братчины Максим выяснил много удивительного.

У членов братчины было право суда над своими членами, это раз! То есть все вопросы решались между собой. Советом там, или приказом старших, или голосованием членов — по-разному. Члены братчины скидывали «на общий кош» определенную сумму или процент от своих доходов, это два. Конечно, одно дело студенческая братчина, где просто вместе пили и веселились, и братчина купцов, торговцев, к примеру, пушниной — совсем разные деньги. В-третих, на членов братчины накладывались некоторые ограничения. Ну, не пить пива раньше полудня, это, к примеру для послушников, или не торговать с тем-то или чем-то — для купцов. И самое главное, братчина — это было навсегда.

Конечно, насильно никто и никогда не загонял в это братство. Наоборот, приглашения долго ожидали и шли на все, чтобы его получить — свобода, как и все в этом мире, она тоже имеет свои разумные приделы. Членские взносы, некоторая потеря самостоятельности окупалась очень и очень быстро.

Ведь что такое система, против одиночки? Приблизительно тоже самое, что каток против лопаты. Размажет просто. Вступивший в братчину мог рассчитывать на помощь других братьев. Делом, советом, деньгами, чем угодно. Быть не одному всегда лучше. К тому же, своим относились всегда лучше: чужого одиночку могли при случае выдавить с рынка, разорить, затравить, подставить… Со своими же предпочитали договариваться. За той же братской чашей.

Так вот, был у каждой серьезной торговой, да и не торговой тоже, братчины один важнейший закон. За нарушение оного безжалостно из братства вышвыривали, со всеми вытекающими из этого последствиями: «Даденное слово нерушимо!» Обманывать и отказываться от условий сделки было нельзя. Купец, кинувший партнеров мог спокойно сворачивать свой бизнес. С ним просто переставали иметь дела. И не помогал ни княжий суд, ни заверения, ничего. «Нарушил слово, обманщику нечего делать среди честных и степенных купцов».

Конечно, Максим, когда об этом узнал, долго смеялся. Любой купец априори такой аферист, круче еще поискать надо. Разве что политики их могут переплюнуть. Но факт оставался фактом, и прослыть здесь обманщиком не хотелось. Для будущего это бесперспективно. Поэтому с зачетом по торговле следовало что-то «намутить».

И Максим придумал — что.

Делать новую кольчугу не хотелось. «Тратить еще три года? Нет уж, увольте!» Зато, если нельзя продать кольчугу продать так: грязную, ржавую, криво сделанную, следует вложиться в рекламу. А какая лучшая для товара реклама? Правильно! Его великолепный внешний вид.

207