Но была еще одна причина, по которой все воинство святое сейчас шло на север. Там, на севере, располагалось то окно, сквозь которое и лезли эти недруги. И затворить это окно и было целью похода…
После вспышки ярости на совете князь Любослав, князь Новогородский, был недоволен. Склонить остальных князей на разграбление и уничтожение города ему не удалось. Теперь ему приходилось думать о том, как оправдаться перед купеческими старейшинами, которые выделили деньги на этот поход. Ведь никакой прибыли не получалось. Ни добычи, что продать на торгу Новогородском, который славился дешевыми товарами со всего мира (дешевыми в основном потому, что продававшим их они не стоили ничего, кроме пролитой в суровом варяжском или каком другом море крови). Ни рабов, ни земель. Ничего. Да и дружина еще недовольна — плохо оставлять свою кровь не отомщенной. Хотя и в дружине был разброд — единственно, на чем все сходились, что одной помощи в бою было мало, чтобы искупить все сделанное находниками зло. Правда, чем дальше ехал князь, тем лучше у него становилось настроение. Шальная мысль, пришедшая в голову князю при виде низких стен городка находников, и которая сначала показалась полной дичью, все больше и больше ему нравилась. Она решала все проблемы, кроме одной, как на это взглянут его союзники, особенно казаки, но это были уже проблемы другого уровня, гораздо ниже, чем вопросы связанные с задетой честью и их можно было бы решить простыми деньгами, а не кровью.
На самой крепостице, которая охраняла окно, все произошло очень просто и удачно. Для всех. Сначала быстро переправилась одна дружина, потом другая, потом на остров перевезли часть из «гостей» во главе с их воеводой. После долгих и напряженных разговоров было разрешено группе из одного князя и нескольких волхвов осмотреть зал, где находилось окно. И то, это было позволено сделать местным жителям только потому, что окно не работало уже несколько дней и все находники были эти сильно обеспокоены.
У самого окна все прошло именно так, как и проходило много раз ранее. Волхвы, помолясь, достали из котомки, разукрашенной дорогой золотой вышивкой, небольшую золотую шкатулку. Из этой шкатулки самый умелый волхв Даждьбога, после долгой истовой молитвы, аккуратно взял щепотку мелкого, мельче пыли, песка и бросил ее в сторону окна. После этого шкатулку закрыли, котомку завязали и убрали. Дело было сделано.
После этого находникам была объявлена воля, которую жребий выпал высказать князю Всеволоду.
— … И по сему, мы не намерены терпеть больше вас на нашей святой земле. Забирайте своего сколько хотите и уходите…
— Куда? — не нашел ничего другого спросить присутствующий за главного от Российских войск полковник Сергеев?
— Куда хотите. Хоть к ромеям, вам там будут рады, хоть к катайцам, тьма верст до туда, к кому угодно…
— Хорошо, как только откроется окно в наш мир мы уйдем.
— Вы не уйдете, ибо окно это не откроется. Оно закрыто силой Богов наших…
— Хм… Вы знаете, мы конечно уважаем ваши религиозные представления… — начал говорить один капитан, командовавший базой и присутствовавший на переговорах. — Но нам кажется, что это всего лишь временные трудности и вскоре проход откроется вновь.
— Страшный у вас мир, воины. Нету Богов у вас в сердцах. Забыли вы, что в силах Божьих творить то, что разумеем мы чудесами. Разве не чудо то, что это оконце вообще существует? Нету у вас Веры… Хотя не у всех. Вот ты, — и волхв указал пальцем на полковника, — выжил только по заступничеству Божьему. И по своей Вере…
Полковник машинально потрогал висящий на шее крестик.
— Хорошо. Сколько вы даете временя нам на сборы?
— Если к концу десяти дней вы не уйдете, то дальше говорить мы с вами не будем и вы кровью своей заплатите за все зло, что причинили нам. Вы слышали.
— Хорошо. А что делать с нашими поселенцами? Они тоже должны уйти? Вы же поймите, что не может десять тысяч человек вот взять так просто и уйти в никуда.
— Это и не нужно, — поднялся из-за стола князь Любослав. — Я, Великий Князь Новогородский Любослав Яромирович принимаю под свою руку этот город и нарекаю сей город Прижитком, а правителя его князем. Я отдаю ему эти земли во владение, за клятву вечную в чести и службе княжеству Новогородкому и его князю…
— Как, — вскочил из-за стола кошевой атаман Михай. — А мы? Где наша обещанная добыча? Где полон? Ты обмануть нас хочешь? Мы кровью своей за это заплатили!
— Не волнуйся, кошевой. Скажи, сколько полновесных гривен получили бы вы на одну долю на дуване?
— За добычу с десятитысячного города?
— Да.
— Ну, когда минувшем годе атаман Потоп Длинноусый просочился под прикрытием осады пограничных крепостей и взял Форман, то каждый казак на одну долю получил по сто гривен! Из них только лошадей, оцененных на пятьдесят гривен, потом на сто продали еще! Так что не меньше ста гривен одна доля.
— А теперь представь город, в котором нет скота, лошадей, нет златых и серебренных украшений. Даже посуда — и та, из дерева, как у рабов.
— Ну, не меньше пятидесяти гривен тогда можно взять. У них, вон, даже крыши металлические! Так что совсем уж цену не сбивай! Семьдесят пять! — правильно понял князя казак и начал торговаться.
— Я думаю, что даже за такой город, кроме железа, кстати дрянного, ничего нет, больше пятидесяти пяти…
— Семьдесят!
— Сойдемся на шестидесяти?! Добро…
— Ты только, княже, не забудь, что одну долю получает простой казак, у которого кроме портов, да сабли дедовской, ничего нет. А десятники, к примеру, по две жинкам своим привозят…